Риторика в пользу молодых девиц

Вы находитесь на новой версии портала Национальной Электронной Библиотеки. Если вы хотите воспользоваться старой версией,
перейдите по ссылке .

Риторика в пользу молодых девиц, Которая равным образом может служить и для мужчин, любящих словесн — книга автора Гайар Г. А. — издание: 1797

Гайар Габриэль Анри

Доступна только бумажная версия документа

XVIII, 2, 358, 1 c.

Количество страниц

В Санктпетербурге

Место издания

О произведении

Ответственность

Брейткопф Федор Иванович

Библиотека

Российская национальная библиотека (РНБ)

Еще

Ближайшая библиотека с бумажным экземпляром издания

Источник

Выбрать главу

Язык образованного общества Петровской эпохи характеризуется усилением черт казенного официально-правительственного стиля. Процесс социального переустройства сопровождается вторжением новой терминологии из западноевропейских языков. Из официальной сферы, касающейся государственной жизни, науки, техники, ремесел, иноязычные слова проникают в разговорную лексику образованно го общества. Так происходит «европеизация» русско го языка, соответствующая облику реформирующегося государства. Мода на новый европейский стиль речи вела к тому, что некоторые представители высшего света почти утрачивали способность правильного, нормального употребления русского языка. Введение Петром дипломатических приемов, «маскерадов», ассамблей способствовало также расширению круга общения дворянской знати с иностранцами. При Петре Великом возрос интерес к делу воспитания молодого поколения, государство стало инициатором приобщения женщины к просвещению.

В екатерининское время московское высшее общество, как свидетельствуют историки, было далеко не на высоте – под золотыми расшитыми кафтанами «таились старинные грубые нравы». Модный молодой чело век назывался щеголем, вертопрахом, денди или петиметром. Он откровенно игнорировал все отечественное. Великосветская манерность доходила до крайностей. Дерзость обращения и шокирующая небрежность в разговоре – таков был неписаный кодекс светского поведения. Искусственной скукой, позой разочарования и пресыщенности показывали свою «глубину». Дамская речь отличалась особой артикуляцией, томной и нечеткой, картавящей и пришепетывающей. Разные социальные слои не имели общности культурного языка. Этикет выражал связь субъекта с системой социальных отношений. Вся сфера официальной жизни была миром игры. Задачей исключительной важности является организация и проведение бала. Грамматика бала задавала ритуализированные формы светского общения. Это было целостное театрализованное представление, где царили типовые эмоции и слова. Танцы как организующий стержень вечера определяли стиль речевых взаимоотношений. «Мазурочная болтовня» требовала не только поверхностных тем, но также занимательности и ос троты разговора.

С особой пышностью в XVIII в. проходили маскарады, празднества и гуляния. На них потоком лились хвалебные гимны, канты-виваты, парадные поздравления и речи, стихи и оды в адрес монархов. Этикет во всех его проявлениях продолжал регламентировать и организовывать отношения в обществе. Центрами общения, а значит, и местом распространения светских манер, становятся домашние театры. Восхищаясь театральными героями, зритель стремился подражать им в жизни. Фиксированные позы и жесты, живописность и витиеватость словесных формул, сценичное игровое поведение – этим моделям театра старались подражать. Стиль речи приближался к нормам, выработанным в чисто литературной сфере. Как замечает Ю. М. Лотман, эстетическая игровая сущность такого поведения заключалась в том, что становясь Катоном, Брутом, Пожарским, Демоном или Мельмотом и ведя себя в соответствии с этой принятой на себя ролью, русский дворянин не переставал одновременно быть именно русским дворянином своей эпохи.

Вопросам воспитания хороших манер и правилам поведения в светском обществе посвящалась специальная литература. Книги, такие как «Краткое руководство к оратории Российской, сочиненное в Лаврской семинарии в пользу юношества, красноречию обучающегося», «Детская риторика, или Благоразумный вития, к пользе и употреблению юношества сочиненная», «Сокращенный курс российского слога», «Риторика в пользу молодых девиц, которая равным об разом может служить и для мужчин, любящих словесные науки», «Краткая реторика в пользу любящего российский слог юношества», сборник «Нравственная энциклопедия», журнал Петербургского Сухопутного шляхетского корпуса «Приятное с полезным», журнал Н. И. Новикова «Модное ежемесячное издание», который, по сути, был журналом изящной словесности, способствовали совершенствованию речевых манер. Авторы учили тому, что владеть речью не значит непременно произносить речи, это умение наладить общение в любой ситуации. Человек хорошего тона представляет собой образец изящно возделанной натуры, он есть гармоничное сочетание наружного и внутреннего, нравственного умения жить. Благовоспитанность облегчает отношения с другими людьми, дает душе уверенное спокойствие. Это не только внешняя церемонность: воспитанные люди всегда терпеливы и снисходи тельны. Истинная вежливость, которой свойственно постоянное чувство расположения к людям является одним из важнейших условий человеческого достоинства.

Источник

Традиции отечественного ораторского искусства и риторики также богаты. В Древнюю Русь классическая риторика пришла опосредованно, из Византии, вместе с христианской культурой. Следы ее влияния обнаруживаются в произведениях древнерусских ораторов — митрополита Илариона и епископа Кирилла Туровского. Античные риторические сочинения хранились в библиотеке Ивана Грозного, который сам был не чужд красноречия, о чем можно судить, например, по его переписке с князем Андреем Курбским.

Систематическое преподавание риторики (на латинском языке) начинается в России с XVII в. В допетровское время развивалось прежде всего духовное красноречие. Реформы Петра I активизировали политическое и военное красноречие.

“Краткое руководство к красноречию” М. В. Ломоносова — первая общедоступная отечественная риторика, настольная книга многих образованных русских людей второй половины XVIII в.

Над своей риторикой Ломоносов работал несколько лет (1743-1748 гг.). После представления в Академию наук первого (сжатого) варианта текста ему было рекомендовано перевести руководство на латинский язык, привести больше современных примеров. Однако Ломоносов сознательно отказался и от латинского перевода, и от узко понятой современности, которая, как правило, очень быстро устаревает. Он дополнил книгу переводами фрагментов трудов и речей выдающихся ораторов прошлого, преимущественно античных (Демосфена, Цицерона и др.), а также примерами из своих сочинений. Современники воспринимали его риторику не только как учебник, но и как превосходную хрестоматию.

Ломоносова всегда привлекали не только теоретические трактаты, которые он усердно штудировал, но и практические занятия риторикой. Он писал позднее: “От беспрестанного упражнения возрастало красноречие древних великих авторов, которых от того ни старость, ни великая честь и достоинство отвратить не могли”. Закономерно, что его собственная риторика содержит много разнообразных примеров, стихотворных и прозаических.

“Краткое руководство к красноречию” нельзя понять, вырывая его из исторического контекста риторической (по определению Ю. М. Лотмана) эпохи XVIII в., когда была сильна вера в слово, а сама риторика была “царицей наук”, в терминах которой велись дискуссии о музыке, живописи, психологии, филологии. Однако, несмотря на то что сочинение Ломоносова было создано более двух с половиной веков назад, несправедливо видеть в нем только исторический памятник.

“Краткое руководство к красноречию” сохранило обаяние творческой личности автора, ее энергетику, “природную остроту”, передавало несомненную любовь Ломоносова к риторике, его способность говорить “словом чистым, мягким, витиеватым и наподобие весны цветущим”. Оно несет отпечаток его внешнего облика и темперамента: “Телесные дарования, громкий и приятный голос, долгий дух и крепкая грудь в красноречии, а особливо в произношении слова упражняющимся очень надобны; также дородство и осанковатый вид приличны, ежели слово пред народом говорить должно”.

Труд Ломоносова уникален еще и тем, что в нем воплощен риторический идеал автора — не как нечто недостижимое, а как то, к чему должно и можно стремиться. Это идеал убеждающей речи, о чем свидетельствует и манера изложения автора. Цель оратора — “преклонять к своему мнению”, потому что “мало есть таких людей, которые могут поступать по рассуждению, преодолев свои склонности”. Для Ломоносова важно в риторике единство слова и дела.

Никакого погрешения больше нет в красноречии, как непристойное и детское, пустым шумом, а не делом наполненное многословие, например:

Ли единой беды нет, о которой бы рассуждал премудрый, чтобы оной убегать для пользы отечества. Кто рассуждает здраво, тот не будет думать, чтобы от какого-нибудь злоключения умаляться надлежало для благосостояния общества, но всегда в таком мнении останется, что за отечество в самую крайнюю напасть тщательно вступить должно.

Таковые распространения искусному слуху весьма скучны и несносны и разве тем только показаться могут, которые любят, чтобы им об одном десятью сказывали.

“Краткое руководство к красноречию” — общая риторика, в которой нет частной адресованности (пожилым, молодым, военным, горным инженерам и т.д.), но, тем не менее, выбор адресата присутствует: она обращена ко всем “любящим словесные науки”.

В риторическом сочинении Ломоносова есть место для анализа скрытого речевого воздействия, но нет места для демагогии. Убеждая, автор стремится “увеличить силу совоображения” адресата, “которая в красноречии много может”.

Предложенная Ломоносовым методика порождения речи работает и сегодня. В учебнике А. К. Михальской “Основы риторики” используется хрия Ломоносова (схема речевого развертывания) для создания речи или письменного текста на тему “Неусыпный труд препятства (препятствия. — Примеч. авт.) преодолевает”. Ломоносов писал: “Материя, сочинителю слова данная, обыкновенно бывает сложенная идея, которая называется тема. Простые идеи, из которых она составляется, называются терминами. Например, сия тема имеет в себе четыре термина: неусыпность, труд, препятства и преодоление”. Ломоносов “учил собирать слова” для развернутого, интересного рассуждения на предложенную тему.

Современно также включение в “Краткое руководство к красноречию” диалогической проблематики (подробнее см. гл. 10). В части, посвященной “расположению по разговору”, рассматриваются диалог и полилог, разнообразные виды “разговоров”: “Сверх того разговоры суть согласные, прекословные и сомнительные. Согласные разговоры состоят из согласных мнений между собою рассуждающих лиц, так что один мнение другого новыми доводами подтверждает; в прекословных разговорах предлагаются два спорные между собою мнения, которые двое каждый свое защищают. Сомнительные состоят из такой материи, которую одно лице вовсе защищает, другое в некоторых обстоятельствах согласуется, а в иных спорит или сомневается”.

Риторическая теория М. В. Ломоносова не потеряла своего научного значения и сегодня. В конце XVIII — начале XIX вв. в России уже существовало множество разнообразных, живо написанных риторик: для детей, “в пользу молодых девиц”, для горных инженеров (риторики М. Сперанского, Н. Кошанского, А. Мерзлякова, К. Зеленецкого, Ф. Малиновского, И. Рижского и др.).

Риторику преподавали дома, в гимназиях, реальных училищах, университетах. Например, профессора Н. Ф. Кошанский и А. И. Галич учили Пушкина, Дельвига, Горчакова, Кюхельбекера и других лицеистов находить и изобретать речь. Профессор Галич учил лицеистов следующим правилам изобретения: “Разлагайте главное предложение на все подчиненные понятия; потом замечайте, какие пояснения и доказательства нужны для убеждения в истине; смотрите, какие возражения могут быть сделаны против главною… доказательства и как оныя опровергнуть…”

Этот перечень профессор заключал мудрым советом: “Во всяком же случае, при изобретениях, держитесь правила, коего польза признана художниками, а именно: не будьте слишком мнительны и не принуждайте себя…” Он же составил требования к систематическому разбору и рецензиям. Лицеисты должны были знать и уметь использовать и “Правила сочинения писем”: “Особенные свойства писем — легкость и естественность: ибо… здесь-то более, чем где-либо, мы хотим видеть человека, а не сочинение… Письмо не должно быть и слишком округлено, а только опрятно и правильно, — не более. Итак, письмо вообще должно избегать… всякого искусственного расположения или плана, разве сей план еще искуснее будет скрыт”.

Изменение отношения к риторике в середине XIX в. объясняется целым комплексом причин, прежде всего ее политизированностью. В России она была дискредитирована как предмет, поддерживающий институт власти. У слова “риторика” сформировалось значение “внешне красивая, напыщенная речь”, тогда же возобладала ее критика как теоретической и учебной дисциплины. К этому времени она уже не могла играть роль “царицы наук”, обобщающей гуманитарной дисциплины. От нее отпочковались поэтика, стилистика, другие науки, само же преподавание риторики становилось все более догматичным. Известным ниспровергателем риторики являлся критик В. Г. Белинский, который писал следующее.

Не только риторики, даже теории красноречия (как науки красноречия) не может быть. Красноречие есть искусство, — не целое и полное, как поэзия: в красноречии есть цель, всегда практическая, всегда определяемая временем и обстоятельствами…. Не пишите риторики, а переберите речи известных ораторов всех народов и всех веков, снабдите их подробной биографией каждого оратора, необходимыми историческими комментариями, — и вы окажете этой книгой великую услугу и ораторам и неораторам.

Впрочем, его стиль сам испытал влияние риторики, как и стили писателей-классиков, где бы они ее ни изучали: в лицее, дома, в гимназии или в университете.

Несмотря на дискредитацию риторики как научной и учебной дисциплины (в середине XIX в. она постепенно исчезает из программ учебных заведений), в эпоху реформ Александра II особого расцвета достигает не только политическое, но и академическое красноречие, которое демонстрировали выдающиеся университетские профессора (Д. И. Менделеев, В . О. Ключевский, Т. Н. Грановский и др.).

Введение суда присяжных в России, сделавшее значимыми прения сторон (обвинителя и защитника), призвало в судопроизводство выдающихся ораторов: С. А. Андреевского, П. А. Александрова, Ф. Н. Плевако, В. И. Жуковского, А. Ф. Кони, В. Д. Спасовича и др. Опыт русского судебного красноречия второй половины XIX в. был обобщен П. С. Пороховщиковым в книге “Искусство речи на суде”, популярной и сегодня.

В 1893 г. возвращение ораторского искусства в учебный план Московского университета приветствовал такой, казалось бы, далекий от риторики писатель, как А. П. Чехов. В очерке “Хорошая новость” он писал следующее.

Мы люди бесстрастные, скучные, в наших жилах давно уже запеклась кровь от скуки. Мы не гоняемся за наслаждениями и не ищем их, и нас поэтому нисколько не тревожит, что мы, равнодушные к ораторскому искусству, лишаем себя одного из высших и благороднейших наслаждений, доступных человеку. По если не хочется наслаждаться, то по крайней мере не мешало бы вспомнить, что во вес времена богатство языка и ораторское искусство шли рядом.

Не только А. П. Чехов, по и Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, В. Г. Короленко интересовались ораторским искусством, посещали открытые процессы, на которых выступали знаменитые судебные ораторы, и откликались в прессе на их выступления.

Источник