Риск анестезии превышает пользу анестезию

Как не умереть от наркоза? Так ли опасен лидокаин? Как работают современные анестетики? Правда ли, что для обезболивания используются вещества, подобные яду кураре?

Всю правду про наркоз «АиФ» рассказал заведующий отделением анестезиологии и реанимации Городской клинической больницы № 1 им. Н. И. Пирогова Владислав Краснов.

Юлия Борта, АиФ»: В последнее время нередки случаи, когда люди умирают во время операции от анестезии в салонах красоты, в клиниках стоматологии. В Саранске погиб шестилетний ребёнок при удалении аденоидов, в Омске ещё один — во время лечения зубов. В прошлом году балетмейстер Мариинки скончался опять же в кресле стоматолога. Наркоз так опасен?

Владислав Краснов: Я вас уверяю: анестезия всегда повышает безопасность проведения операции и шансы пациента на выживание, если уж принято решение о хирургическом вмешательстве. У нас есть такой девиз: «Управляя, защищаю». Безопасность складывается из нескольких составляющих. Первая — это исключение всевозможного стресса, в том числе боли, страха, дискомфорта. Вторая — обеспечение комфортной работы хирурга. Тогда врач сделает операцию максимально качественно и в максимально сжатые сроки. И все это надо сделать таким образом, чтобы сохранить жизненно важные функции пациента: дыхание, сердцебиение, артериальное давление, выделительную функцию почек и т. д. Как это ни парадоксально, анестезиолог, обеспечивая безопасность проведения операции, использует средства чрезвычайно опасные. Несомненно, все наши препараты — это фактически яды, которые могут убить пациента при неправильном применении. Но раз пациент пришел к решению об оперативном вмешательстве, значит, оценены все риски: оперативного вмешательства, воздержания от него и анестезии.

— Как тогда объяснить случаи, когда люди гибнут от анестезии, в частности, лидокаином? Внезапно останавливается сердце, человек впадает в кому и умирает.

— Любая медицинская манипуляция не всегда может протекать гладко. Возможные осложнения описаны в аннотации к каждому медицинскому препарату и большинству изделий медицинского назначения. Задача медицинского персонала — это знать вероятные побочные эффекты и быть готовыми к их устранению, оказанию неотложной помощи. Проблема не в том, что препараты вызывают побочные эффекты. Проблема смертности в том, что иногда учреждения здравоохранения (часто коммерческие) не готовы к оказанию неотложной помощи: не имеют соответствующего реанимационного оборудования, обученного персонала. Есть и другой момент. Вы поймите: с анестезией лидокаином ежегодно проводят сотни, миллионы, а может, и миллиарды оперативных вмешательств. И статистика осложнений ничтожно мала. Однако вот эта рутинность применения препарата в атмосфере безопасности иногда «притупляет бдительность» врача. Представьте: человек выполнил 10 млн анестезий лидокаином и привык к тому, что все протекает хорошо. И вот впервые за многие-многие годы у его пациента развивается осложнение. Оно всем известно, описано в литературе. Но врач привык к тому, что этого не может быть, и не готов устранить осложнение. Основная причина смертности не в действии лекарственного препарата, а в бездействии или неверном действии того, кто его вводит.

— А это осложнение можно заранее предусмотреть? Скажем, как при аллергии есть аллергические пробы. Нельзя ли по аналогии проводить пробы анестетика, чтобы избежать анафилактического шока?

— Ужас аллергической (а чаще — анафилактической) реакции на анестезию в том, что предвидеть её крайне сложно. Часто эти реакции развиваются при первой встрече организма с аллергеном. Проведение кожных проб не всегда безопасно, потому что возникновение и сила анафилактической реакции не зависят от дозы аллергена. Проведение подобных аллергопроб само по себе опасно и никогда никого не защитит.

Увы, ежегодно пациенты погибают на операционных столах в связи с проведением анестезии. В США это 2,2 смерти на 1 млн манипуляций, в Европе — 7. Однако вот тут возникает вопрос: что является смертью именно от анестезии, а что — от иных причин? Марк Твен прекрасно говорил: «Цифры хороши, когда сам ими занимаюсь».

Приведу пример. Мы пользуемся миорелаксантами. В детстве все читали книги про индейцев, которые плевали стрелами, смоченными легендарным ядом кураре. Так вот формально препарат не особо претерпел изменения. Это по-прежнему курареподобный препарат, который при отсутствии искусственной вентиляции легких приводит к смерти пациента. Вопрос не в том, что это яд, а в его рациональном применении. Нельзя предвидеть все реакции. Надо знать действие лекарственного препарата, быть готовым к возможным осложнениям, информировать о них пациента, чтобы он принимал взвешенное решение о проведении операции и анестезии. Вот гарантия.

— Так как же тогда быть пациентам, чтобы не попасть в эту печальную статистику?

— Всё очень просто. Первое, в чем должен быть уверен пациент, — это то, что ему необходимо выполнить манипуляцию. Второе — он должен быть осведомлен о медицинском учреждении, его возможностях, коечном фонде, наличии специалистов, которые готовы оказать неотложную помощь, возможных осложнениях, о способах их устранения и профилактике. Можно по аналогии привести пример с выбором авиакомпании. Вы хотите полететь дешевле. При этом вам говорят: слушайте, самолет старый, но вообще летает. И вы делаете выбор, учитывая степень риска: стоит ли экономить? Так и в медицине. Например, вы живете в деревне Цветочная, где есть фельдшерско-акушерский пункт. И фельдшер вам говорит: «Я сделаю удаление родинки под местной анестезией, никаких проблем». Да, вроде рядом с домом, и фельдшер знакомый. А если задаться вопросами… Есть ли у фельдшера дефибриллятор? Кислород? А умеет ли фельдшер интубировать трахею? После этого вы можете принять решение пойти в другое медучреждение, где все это есть. Вот принципиальный момент.

— Я слышала, что дешевый лидокаин как раз и вызывает больше всего осложнений. Может, нужно просто использовать другие анестетики?

— Да, лидокаин — это сегодня один из самых опасных местных анестетиков. Местных, подчеркиваю. Лидокаину ведь уже больше 100 лет. Но он самый дешёвый и доступный. Мы это знаем и стараемся его использовать значительно меньше. Сейчас на рынке существует колоссальное количество более безопасных местных анестетиков, которые вызывают в десятки раз меньше осложнений, связанных с анафилаксией, нейротоксичностью, кардиотоксичностью. Другой вопрос, что они дороже, формы их применения другие, они не всегда доступны или медперсонал не знает об их существовании.

Вы зря так зацикливаетесь на лидокаине. Это мизер в общей статистике смертности по анестезиологическим причинам. Основная проблема другая: обеспечение безопасности дыхательных путей, правильная интубация трахеи, надежность наркозно-дыхательного оборудования, действие ингаляционных анестетиков. Есть методики операции, которые исключают возможность самостоятельного дыхания. Для этого нужно ввести те самые миорелаксанты, о которых я говорил, далее ввести в просвет трахеи интубационную трубку и подключить её к наркозно-дыхательному аппарату. Не всегда это бывает возможно. Сегодня это тоже весомая причина смертности во время анестезии. Мы с ней боремся. Бывают и другие причины.

Что касается современных препаратов, то сейчас предпочтение отдаётся анестетикам, которые действуют максимально коротко. Если раньше мы вводили лекарственные препараты, которые действовали 20-30 минут, то сегодня мы работаем с анестетиками, период полувыведения которых составляет 2 минуты. Специальное дозирующее устройство вводит препарат, и, как только его поступление в организм прекращается, он за минуты выводится, прекращается действие наркоза, пациент просыпается.

— Ваше мнение: под общей анестезией (наркозом) стоит лечить зубы? Или уж лучше потерпеть боль, зато живым выйти?

— Каждому методу есть свое применение. Конечно же, в рутинной стоматологии, когда речь идет о пломбировании, чистке зубного камня, косметических процедурах и т. д., общая анестезия не требуется. Однако регионарная анестезия в виде блокад оправдана. Не все пациенты могут переносить дискомфорт, связанный с введением местного анестетика.

Большой вопрос: готовы ли стоматологические клиники предоставить эту услугу в безопасном ее виде? Могу сказать одно: пациенту ни при каких обстоятельствах не должно быть больно, он не должен испытывать стресс. Стресс рождает болезнь или усиливает её. Когда пациент находится в состоянии комфорта, он не боится врача, доверяет ему и готов с ним сотрудничать. Если человек боится боли, он будет избегать лечения и тянуть с визитом к врачу до последнего. И возникают запущенные, а то и неизлечимые случаи. Когда к нам в больницу приходят люди с флегмоной дна полости рта и шеи (гнойное воспаление в мягких тканях), нередко выясняется, что причиной её стал кариозный зуб. Но пациент боялся пойти к стоматологу и довёл себя до того, что ему уже требуется срочная операция, иначе он может погибнуть. Ведь гной разъедает ткани, инфекция попадает в кровь и распространяется по всему организму.

— Возможны ли какие-то неприятные эффекты после наркоза?

— Да. Бывает остаточное действие лекарственных препаратов, которое несвоевременно распознаны персоналом. Вот помните, я говорил про препарат, который имеет курареподобный эффект? Если пациента преждевременно экстубировать, то есть извлечь трубку из трахеи, отлучить его от респиратора, он может погибнуть от гипоксии (нехватки кислорода и, как следствие, угнетения сознания). Потому что у него ещё не восстановился мышечный тонус, он ещё не может самостоятельно дышать. Это явление называется рекурарезацией. Это самая опасная ситуация после извлечения трубки из трахеи. Чтобы этого не допустить, в цивилизованных клиниках существуют так называемые «палаты пробуждения». В них за пациентами, которые подверглись введению курареподобных препаратов, продолжают следить анестезиолог и медсестра-анестезист, готовые оказать неотложную помощь. Сегодня есть антидоты, которые блокируют действие курареподобных препаратов. Если необходимо, чтобы пациент быстрее проснулся, ему вводится такой лекарственный препарат. И действие курареподобного яда, который мы ввели для того, чтобы он не дышал, моментально прекращается.

— После наркоза бывают проблемы с печенью?

— Раньше, лет 25 назад, мы действительно использовали препараты, которые были, по сути, гепатотропными ядами (фторотан). И их передозировка или регулярное применение не лучшим образом сказывались на печеночной функции пациента и ещё в большей степени — персонала. Ведь пациент один раз за всю жизнь мог подвергнуться операции, а у специалиста-анестезиолога в день их бывает несколько. Сегодня в рутинной практике мы не применяем подобные лекарства. Современные препараты настолько безопасны, что мы перестали защищать воздух рабочей зоны. Хотя мы по-прежнему сегодня работаем в условиях ионизирующего излучения в операционной. Однако мы осознанно идем на этот риск, чтобы реализовать свою самую главную задачу, ради которой мы все шли в профессию: лечить людей. Наши предшественники испытывали на себе вакцины от оспы и чумы, и опасность их работы была несоизмеримо выше, чем у нас.

— Говорят, что самая опасная анестезия спинальная, когда блокируется спинной мозг.

— Конечно, мы сталкиваемся с осложнениями, но крайне редко. К примеру, в Первой городской больнице на 7,5 тыс. спинальных анестезий в год случается всего 3 осложнения. Это говорит о том, что эта методика чрезвычайно безопасна и рутинна. Мы работаем очень тонкими иглами диаметром с три волоса, которые не травмируют твердую мозговую оболочку. Хотя бывают грозные осложнения: эпидуральные гематомы, повреждения вещества спинного мозга, ранения корешка нерва. Но это случается чрезвычайно редко. И не всегда их наступление связано с квалификацией врача. Объясню, почему. Методика является слепой. Врач приблизительно ориентируется, куда ввести иглу. А у каждого пациента есть свои анатомические особенности. Мы, конечно, можем их уточнить, выполнив, например, магнитно-резонансную томографию. Но это чрезвычайно дорогой метод. Если мы начнем рутинно проверять всех наших больных таким способом, то встретим в первую очередь негодование наших пациентов. Они справедливо возмутятся: «Ребята, мы же хотим просто прооперировать геморрой, а вы нас загнали в магнитно-резонансный томограф?!» Здесь опять же главное — это вовремя распознать развившееся осложнение и предпринять все для его устранения.

— Правда ли, что во время наркоза пациент видит галлюцинации, кошмары или, наоборот, свет в конце тоннеля?

— Как человек, который многократно находился по обе стороны операционной занавески, будучи и пациентом, и врачом, могу сказать, что страшные видения, как и свет в конце тоннеля или ощущение, что человек сам наблюдает со стороны за операцией, по сути, навязаны извне. Да, многие из препаратов, которые мы применяем, являются, по сути, потенцирующими галлюцинации, видения, яркие сновидения. Но у современных анестетиков такой побочный эффект минимален. Если пациент заснул в спокойном состоянии (для этого могут вводиться специальные препараты-анксиолитики, снимающие тревожность и страх), то страшных сновидений точно не будет.