Речь о пользе русского языка
Сегодня все чаще можно услышать мнение о том, что вовсе не обязательно грамотно говорить и писать на родном русском языке. Некоторые считают, что «и так меня все понимают», другие – что неумение грамотно писать не свидетельствует о безграмотности, а третьи убеждены, что намного более важно сейчас учить иностранные языки, например, английский. Однако эти мнения ошибочны. Даже несмотря на то, что сегодня существует огромное количество средств, с помощью которых можно проверить грамотность письменных текстов и исправить ошибки, по-прежнему важным остается знать свой родной язык и правила говорения и написания на нем. Для того, чтобы улучшить свои знания, можно посещать специальные курсы русского языка, на которых, уж поверьте, всегда есть чему поучиться.
Для чего нужно знать русский литературный язык?
Казалось бы, для того, чтобы полноценно общаться, быть понятым и понимать речь на русском языке, вовсе не обязательно знать все правила правописания. Однако язык служит нам не только для того, чтобы общаться с друзьями и совершать покупки в магазине. Родной язык – это целый огромный мир, вмещающий в себя все историческое и культурное наследие народа. Не зная его, его носители теряют связь с этим наследием, а, значит, и этот культурный пласт отмирает и забывается.
Чтобы понять свое место в этом мире, с раннего детства мы познаем свой родной язык. Изучая предметы и явления в окружающей среде, мы делаем это через их называние. Мы не можем мыслить иначе, чем на родном языке, мы не можем воспринимать окружающую нас действительность иначе, чем посредством слов из родного языка. И чем богаче наш язык, чем лучше мы его знаем, тем богаче и ярче мир внутри и вокруг нас.
Если человек не может назвать какой-либо предмет, описать явление с помощью слов – значит, в действительности он не имеет представления о них, поскольку человек мыслит словами.
Знание русского литературного языка позволяет лучше и правильнее выражать свои мысли, подбирая верные слова. Русский язык повсюду вокруг нас – в любой сфере человеческой деятельности, будь то политика, искусство, культура, наука или производство.
В чем помогает знание родного языка?
Несмотря на то, что, действительно, английский и другие европейские языки проникают во все сферы нашей жизни, знать свой родной русский язык по-прежнему обязательно. Это помогает не только в общении с близкими людьми, но и в профессиональной деятельности.
Нельзя заниматься огромным количеством профессий, не зная родного языка. Можно даже утверждать, что нельзя практиковать ни одну профессию на высоком уровне, не зная в совершенстве русский язык – устный и письменный. Ведь будь то работа на производстве или в университете, необходимо составлять различные документы и отчеты, оформлять доклады о результате своей деятельности и т.д.
Более того, даже устраиваясь на работу по рабочей специальности, требуется предоставить работодателю свое резюме. И грамотно написанное резюме всегда будет смотреться более выигрышно по сравнению с резюме с ошибками.
Таким образом, знание русского языка необходимо во всех сферах человеческой жизни – в работе, в общении с друзьями и многих других. Умение красиво говорить и правильно писать открывает человеку двери в яркий мир, дарит понимание прошлого, настоящего и будущего целого народа.
Приходится признать: взаимное обогащение лексики, заимствование слов, терминов и даже имён неизбежны.
Полезны ли они для русского языка? Хочется сказать: нет. Об этом писали многие из наших классиков и трудно с ними не согласиться.
Так, например, А.С. Шишков, (русский писатель, военный и государственный деятель, государственный секретарь и министр народного просвещения), когда докладывал царю о наполеоновском плане уничтожения России с помощью замены русского языка на французский, сказал: «Хочешь убить народ, убей его язык».
Лауреат Нобелевской премии, выдающийся психофизиолог И.П. Павлов доказал, что буквы локализованы в строго определённых клетках головного мозга, а замена смыслов – это нарушение нейронных связей, дезориентация, утрата адекватности, дисфункции нервной системы.
Если современные психологи рассматривают человека как живой биокомпьютер, то буквы и слова внутри нас – это своего рода программное обеспечение. Достаточно ввести в мозг ошибку – и руки-ноги начнут выдавать неверный результат.
Не буду приводить высказывания других учёных, классиков, призывающих к защите русского языка от засилья иностранными словами. Они, безусловно, правы: всевозможные шопы, менеджеры, мерчайндайзеры, консалтинги, маркетинги и лизинги, уикэнды, буквально засоряют русский язык, отнюдь не украшая его.
Уместно вспомнить слова М.В. Ломоносова:
В современном языке происходят тревожные изменения: он стремительно теряет свою красоту, образность, можно сказать: опошляется. Но самый большой вред (поскольку разговор о вреде и пользе) – происходит из-за того, что при появлении иностранных слов, которым есть аналог в русском языке, подменяется сам смысл слова. В результате стираются понятия, выражаясь словами поэта Маяковского: «что такое хорошо и что такое плохо». А это для нашей молодёжи – путь полной дезориентации.
Такой пример. Мне очень не хотелось пользоваться иностранным словом «презентация», и я искала русское слово, которым могу назвать мероприятие подобного характера. И нашла: хвастовство, восхваление своих сил и способностей. Сразу стала ясной причина нелюбви к чужеземному слову: хвастаться и восхваляться наши предки считали неприличным, порочным качеством. Эта «зарубка» в генах сохранилась и была бастионом, щитом, порождающим неприятие к этому слову. По-русски я не могла сказать, например: хвастовство своей газетой, своей книгой. Это неприлично. А если кто-то привык произносить, не сопротивляясь внутреннему голосу (если он есть) резкое, непевучее, некрасивое слово «презентация» – всё в порядке! Смысл потерян, стёрт, и теперь уже его такое хвастовство, бахвальство не напрягает. Это теперь нормально. Это бархатно вошло в наш лексикон, надломив национальную черту нашего характера, в менталитет (тоже слово иностранное). Однако, чем хуже слово мировоззрение? Оно так понятно, выразительно и благозвучно.
Сравнительно недавно у нас, скажем так: «досиживали срок» в тюрьмах спекулянты, а теперь на каждой улице с пугающей прогрессией плодятся супермаркеты. Иностранное слово «маркетинг» ласкает слух молодёжи, поскольку сулит прибыль. И теперь востребованы школы маркетинга, маркетологи. Греческое слово «маркет» переводится, как «спекуляция». Но нет слова – исчезло и явление, осуждаемое всегда в нашем обществе. Кто-то может возразить: ведь были же у нас купцы, которые тоже привозили товары для перепродажи, получая от этого прибыль. Да, были купцы, но у них был свой «кодекс чести» («Необходимые правила для купцов, банкиров, комиссионеров и вообще для каждого человека, занимающегося каким-либо делом»): они, получая прибыль, всегда делали солидные пожертвования. Да, попадались среди них и прижимистые, не желавшие расставаться с долей прибыли, но такие обществом осуждались, презирались.
Отдельно остановиться на латинском слове «секс». Когда по центральному ТВ высмеяли женщину, сказавшую, что секса у нас в СССР не было – ведь не поняли главного: была любовь. И «проявление и удовлетворение полового влечения» (именно так толкуется латинское слово «секс»), разумеется, было, но было следствием любви, возникающей между мужчиной и женщиной. Тогда, в студии, аудитория смеялась сама над собой.
Половое влечение без любви не было естественным явлением и называлось это похотью. Сейчас чуть не главным достоинством девушек называют сексуальность, сексапильность. Через тире – похотливость. Только теперь это уже как будто нормально, и тоже не напрягает, тоже привыкли, тоже бархатно вошло это слово-диверсант и в наш лексикон и в наш менталитет (мировоззрение), что гораздо сокрушительнее, чем «презентация», поскольку деморализует нашу молодёжь. Плоды вторжения в повседневную жизнь слова «секс» и всех его производных проросли пышным цветом, забивая наши привычные понятия, традиции, точно так же, как культурные растения забиваются растениями-сорняками. Если вовремя не прополоть грядки – получим чахлый урожай. То же происходит и с нашими детьми, вырастающими меж этих слов-сорняков.
Подведу итог: искусственно насаждаемая подмена слов в русском языке словами иностранными ведёт к слому традиционного мировоззрения нашего народа, как бы сказали раньше: «к потере духовной скрепы». Влияние инояза на психику наших людей, особенно молодёжи, уводит их в материальную плоскость мышления. Это доказано многими учёными, но об этом не принято говорить.
И теперь о «пользе».
Иногда употребление какого-то нового, отсутствующего в нашей речи слова позволяет избегать описательных обширных словосочетаний. Например, длинное словосочетание «торговля в определенном месте один раз в год» в русском языке удачно заменяется пришедшим из немецкого языка словом «ярмарка». Хотя теперь оно не обязательно означает торговлю один раз в год, ярмарки у нас на площади, например, уже становятся еженедельными, даже ежедневными, и традиция проведения ярмарок во многом утрачена. Но это слово нами принято и давно стало русским. Однако, это удачный пример. Но не всегда замена одним словом длинного описательного словосочетания полезна и обоснована.
Продолжим изыскание полезных иноязычных слов с терминов, близких и знакомых любому преподавателю русского языка и литературы.
Слово «поэзия» настолько прочно вошло в наш язык, что мы уже и не задумываемся над его значением. А между тем в переводе с греческого оно означает «творчество». Слово «поэма» переводится как «создание», а «рифма» это «соразмерность», «согласованность», однокоренным к нему является слово «ритм». Слово «эпитет» – «образное определение». Это греческие слова, которые вполне органично вписались в наш лексикон.
С Древней Грецией связаны и такие термины:
Эпопея – «собрание сказаний»,
Миф – «слово, речь»,
Драма – «действие»,
Элегия – «жалобный напев флейты»,
Ода – «песня»,
Эпос – «рассказ».
Слово «герой» означает «святой».
А вот слова «комедия» и «трагедия» не несут в нашем языке их первоначального смысла и приобрели свой. Слово «комедия» переводится, как «медвежьи праздники». Связано оно с праздниками в честь греческой богини Артемиды, которые отмечались в марте. В этом месяце медведи выходили из зимней спячки, что и дало название данным представлениям. А слово «трагедия» в переводе – «козлиная песнь», история рождения слова мне неизвестна и нигде не найдена. Но у нас оно принято и приобрело свой смысл.
Несколько слов из латинского. Слово «проза». Знатоки латыни скажут нам, что это короткое слово на русский язык можно перевести словосочетанием «целеустремленная речь».
Слово «текст» означает «связь», «соединение».
«Иллюстрация» – «пояснение» (к тексту).
«Легенда» – это «то, что должно быть прочитано».
«Меморандум» – «о чем следует помнить».
«Манускрипт» – это документ, «написанный рукой».
«Редактор» – это человек, который должен все «приводить в порядок».
Скандинавское слово «руны» первоначально означало «всякое знание», потом – «тайна» и лишь позже стало использоваться в значении «письмена», «буквы».
Римляне ввели в языки многих народов юридические термины. Слова «юстиция» – «справедливость», «законность».
«Алиби» – «в другом месте».
«Вердикт» – «истина произнесена».
«Версия» – «поворот».
«Интрига» – «запутывать».
Римляне же придумали слово «ляпсус» – «падение», «ошибка», «неверный шаг».
Надо заметить, что с развитием наук человечество делает новые открытия, которые образовывают новые слова, также вошедшие в нашу речь.
Например, австрийский педиатр К. Пирке придумал термин «аллергия» – «другое действие».
Ставшее ругательным слово «поганый» тоже пришло к нам из латинского языка и означает всего-навсего «сельский» (житель). Дело в том, что языческие культы особенно цепко держались в сельской местности, в результате это слово стало синонимом язычника.
Слово «гном» придумал Парацельс. оно означает «житель земли».
Домового в Германии называют «кобольдом». Позже это имя было присвоено металлу, который имел «вредный характер», – затруднял выплавку меди.
А «никелем» звали эльфа, живущего у воды, большого «любителя пошутить». Этим именем был назван металл, похожий на серебро.
Привычное в нашем лексиконе слово «ураган» происходит от имени бога страха южноамериканских индейцев – Хуракана.
Словосочетание «владыка на море» нашло замену в арабском слове «адмирал».
Название ткани «атлас» в переводе с арабского языка означает «красивая», «гладкая».
Давно воспринимается русским тюркское слово «каракули» – «черная или дурная рука».
О древности слова «железо» свидетельствует его санскритское происхождение («металл», «руда»).
«Гиря» – это «тяжелый» (персидский),
«Эстрада» –«помост» (испанский),
«Герб»– «наследство» (польский).
«Крен» – от «класть судно на бок» и «яхта» – от «гнать» имеют голландское происхождение.
Слова «аврал» – «наверх все», (over all), «блеф» – «обман», пришли в Россию из Англии.
Можем ли мы сказать, что эти слова каким-то образом искажают смысл их русских аналогов? Нет. Но опять же хочется сказать: можно было бы нам жить и без них, ведь когда-то слова эти тоже мешали постигать простому народу их истинный смысл, конкурируя с привычными.
Но теперь повернуть этот процесс вспять уже невозможно.
В современной эстрадной музыке очень популярно слово «фанера», которое происходит от немецкого «накладывать» (голос на уже записанную музыку).
Французские «кулинарные» термины:
«Гарнир» – «снабжать», «снаряжать».
«Глясе»– значит «замороженный», «ледяной».
«Лангет»– «язычок».
«Маринад» – «класть в соленую воду».
«Рулет» – от слова «свертывание».
Вполне прижившиеся в нашем словарном лексиконе термины. Хотя могли бы обойтись своими.
Внес ли русский язык свою лепту в развитие языков иностранных?
Да. Слово «бабушка» в английском языке употребляется в значении «женский головной платок», а «блинами» в Британии называют маленькие круглые бутерброды.
Слово «пошлость» попало в словарь английского языка потому, что писавший на этом языке В. Набоков, отчаявшись найти его полноценный аналог, в одном из своих романов решил оставить его без перевода. И это – очень интересный факт!
Наше слово «спутник» стало известно во всем мире, а «Калашников» для иностранца – не фамилия, а название российского автомата. Относительно недавно совершили триумфальное шествие по миру ныне уже несколько подзабытые термины «перестройка», «гласность», «ушанка», «борщ», «дача», «квас», «уха», «большевик» и другие.
Ну, и несколько примеров удачного образования новых слов, которые были придуманы поэтами и писателями, и в русском языке появились относительно недавно.
Так, появлению слов «кислота», «преломление», «равновесие» мы обязаны М.В. Ломоносову.
Н.М. Карамзин обогатил наш язык словами «влияние», «промышленность», «общественный», «общеполезный», «трогательный», «занимательный», «сосредоточенный».
Радищев ввел в русский язык слово «гражданин» в современном его значении.
Иван Панаев первым употребил слово «хлыщ», Игорь Северянин – слово «бездарь».
Подводя окончательный итог, хочется призвать всех по возможности всё-таки использовать свои, родные слова, а не заимствованные. Они гораздо красивее, мелодичнее, выразительнее и наиболее точно отражают то явление, тот предмет или действие, о которых несут информацию.
Когда мы называем человека, ответственного за порядок в доме, во дворе словом «мажордом» – это звучит грубо до неприличия, если неизвестно его значение. Даже оскорбительно.
Так воспринимает слово наш слух, наши уши.
Разве сравнить его с нашим русским аналогом «дворецкий»? Красивым, звонким, содержательным, ёмким. Но… вот вернуть его в обиход уже не представляется возможным.
Очень хотелось бы побороться против внедрения слова «секьюрити» – «обеспечивающий безопасность», ведь это попросту «сторож», и пусть он им и называется.
Пусть самим собой остаётся и «управляющий», а не превращается в «менеджера».…
Давайте доверимся мнению наших классиков, которые предупреждали о необходимости беречь нашу речь, наш язык. Ведь он является памятником истории и культуры нашего ОТЕЧЕСТВА.
|
В ходе дискуссии было высказано много неопровержимых доказательств, в том числе и филологических, необходимости сохранения традиций в языке богослужения, Но, пожалуй, лучше всех сказал протоиерей Сергий (Правдолюбов): «Язык, созданный на основе одного из южнославянских говоров святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием, становится принципиально не разговорным и, как книжный, противопоставляется разговорным славянским языкам. Язык переводов с греческого, вобравший в себя всю его богословскую глубину и красоту, преобразившись, становится красивее, звучнее, глубже и изящнее своего оригинала. На нем можно выразить самые точные и глубокие богословские понятия, самые тонкие и сокровенные сердечные движения, он прекрасен во всем – в начертании своих букв, в узорочье своих надстрочных знаков, в благозвучии своего звучащего слова. … Церковнославянский язык поистине – душа русского народа, хранитель его национальных корней, живой свидетель его истории, основа его литературного языка, источник его многовековой культуры, залог его будущего духовного благополучия».[1]
О прямой связи церковнославянского языка как языка богослужения с судьбой русского языка писал М.В. Ломоносов: «…Российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку неподвержен утвердится, коль долго церковь Российская славословием Божиим на славенском языке украшаться будет»[2]. За сохранение церковнославянского языка как языка Русской Православной Церкви высказывались известные ученые-филологи – Д.С. Лихачев, В.В. Колесов. Богослужение на церковнославянском языке – это достояние многих поколений, это живые традиции, которые нельзя прерывать.
Академик Д.С. Лихачев считал, что отказ от употребления церковнославянского языка в Церкви «приведет к дальнейшему падению культуры в России». Богослужебный церковнославянский язык, объединяет «культуру прошедших столетий и культуру нового времени, делая понятными высокие духовные ценности, которыми жива была Русь первых семи веков своего существования, объединяя Россию, Украину и Белоруссию… Это язык благородной культуры… он имеет большое образовательное и воспитательное значение – здесь и далее выделено Е.В.П.»[3]. Поэтому и изучаться в университетах должен не только древнецерковнославянский (старославянский) язык прошлых эпох, но и живой церковнославянский язык, который в наше время звучит в Церкви и которым пользуются многие наши сограждане. Но этот язык по-прежнему игнорируется при описании и изучении языковой ситуации в России.
Церковнославянский язык и в наше время прекрасно выполняет свою функцию священного языка Церкви, ради которой и был создан, и вследствие выполнения этой функции он служит постоянным источником высокого стиля русского языка. Церковнославянский язык, в отличие от современного русского языка, неподвластен никаким понижающим влияниям, не испытывает давления бурной жаргонной и иноязычной стихии, телевидения и СМИ.
Во многих публикациях, в которых изучается состояние современного русского и других славянских языков, отмечаются две ведущие взаимосвязанные тенденции: 1) интернационализация лексики – за счет потока заимствований из английского языка; 2) глобальное стилистическое снижение публичной речи и вообще официальной и массовой коммуникации. Исследования тенденций развития современных славянских языков позволяет делать выводы о глобальном стилевом снижении, которое охватывает и язык богослужения в тех странах, где оно ведется на современном славянском языке, например польском. Об этом пишут многие польские лингвисты: влияние массовой культуры и коммуникации, воздействие СМИ через современный польский язык на религиозную коммуникацию в Польше столь велико, что ведет к ослаблению и даже потере чувства священного (zanik poczucia sacrum)[4]. А ведь в русском языке тенденция к стилевому снижению выражена еще в большей степени, чем в других славянских языках.
В России печатные и электронные средства массовой информации и коммуникации, звучащая публичная речь по стилю и эмоциональной окраске максимально приблизились к обыденной разговорной речи и даже просторечию, отбросив недавно еще действующие нормативные, стилистические и этические ограничения. Отмечается также усиление давления криминального жаргона на массовую коммуникацию, разговорный и даже литературный язык. Достаточно сказать, что в «Толковом словаре русского общего жаргона» 1999 г. (авторы О.П.Ермакова, Е.А.Земская, Р. И. Розина) из 450 единиц 120 имеют помету «из уголовного жаргона». Звеном все в той же ненормативной понижающей цепи является и расширение сквернословия в российском обществе (как кажется, среди славянских стран это особенность именно русской неформальной коммуникации). Существует целый комплекс причин – социально-политических, языковых и технологических – такой языковой ситуации. «Но главное состоит в том, что к началу ХХI столетия в русском культурном и языковом пространстве произошла «смена нормативной основы литературного языка»: нормотворческая значимость письменного языка художественной литературы стала уступать свою функцию устной речи публичных каналов общенациональной коммуникации. Практически это означает, что постепенно языковое сообщество стало ориентироваться в своем представлении о речевых идеалах и эталонах не на образцовый язык русских писателей, «властителей дум», как это было в XIX веке и отчасти в первой половине ХХ столетия, а на звучащую публичную речь средств массовой информации»[5].
Такая языковая ситуация в России обостряет опасения по поводу того, что перевод богослужения на русский язык, так же как, например, в Польше, приведет к большим потерям и разрушениям в священных смыслах и символике богослужения – к ослаблению священного в восприятии богослужения.
По мнению В.В. Колесова, «современный русский литературный язык в его словарной части таков, что не может без ущерба для смысла передать – не значения отдельных сочетаний, но заветного смысла Писания» [6]. На целом ряде примеров ученый анализирует «нарушения стиля и разрушение смысла в современных переводах библейских текстов»[7]. Переводу мешает и тот факт, что русский язык, как и другие славянские языки, пережил мощную секуляризацию, которая привела к обмирщению русской языковой картины мира (ЯКМ). О секуляризации русской ЯКМ свидетельствуют психолингвистические исследования. На основе анализа данных Русского ассоциативного словаря (РАС) и сопоставления с результатами реконструкции языкового сознания средневекового человека, проделанной Т.И. Вендиной (по материалам «Старославянского словаря» под ред. Р.М. Цейтлин, Р. Вечерки и Э. Благовой), Н.В.Уфимцева сделала ряд важных выводов об изменениях, которые произошли картине мира русских. И один из первых выводов касается изменения отношения к Богу. «Полностью, или почти полностью утраченным в языковом сознании современных русских оказалось определение человека по его отношению к Богу (в РАСе лишь однажды человек соотносится с Богом)»[8].
О секуляризации русской ЯКМ свидетельствует масса языковых фактов. Так, в современном русском языке можно легко найти лексемы, которые когда-то были выразителями основных идей христианского мировоззрения, т.е. являлись идентификаторами религиозной, христианской картины мира, но в настоящее время полностью утратили былую связь с христианским мировоззрением, хотя сама эта связь по внутренней форме лексемы легко может быть восстановлена. Например, целый класс столь частотных междометий типа господи! или боже мой! вообще не предполагает обращения к Богу. Этикетное слово коммуникативной ситуации расставания Прощай(те)! своей внутренней формойсвязано с одной из христианских заповедей и этических норм прощать и просить прощение за обиды и проступки, но в современном русском языке эта связь уже не осознается – сохранилось лишь собственно коммуникативная семантика формулы прощания при расставании надолго или навсегда. Известны «тесты» Д.С. Лихачева на «чувство русского языка», которые он проводил среди заключенных, попавших в Соловецкий лагерь. Одним из пунктов этого теста было выражение «большое спасибо», которое Д.С. Лихачеву представлялось абсурдным: ведь невозможно «большое “спаси Бог”» (что бы он сказал по поводу современных шутливых форм типа спасибки! спасибочки! и под.?!)[9]. Подобных лексических свидетельств утраты христианской семантики слов и устойчивых выражений в русском языке много, при этом степень утраты мировоззренческой составляющей в значении языковых единиц может быть разная. Данные языковые факты и секуляризация русской ЯКМ в целом требует глубокого и всестороннего лингвистического изучения.
Важным для изучения секуляризации русской ЯКМ является анализ истории некоторых церковнославянских слов, вошедших в русский язык и полностью поменявших оценочный компонент значения, а значит этическую и эстетическую ценность. Речь идет о таких словах, как вертеп, злачное место, тварь, прозябать и др. Например: злачное место:црксл. ‘райские кущи, цветник”, в Словаре русского языка в 4-х томах (МАС) – ‘где кутят и развратничают’. В.В. Виноградов объясняет изменение семантики этого слова тем, что оно «подверглось ироническому переосмыслению в языке разночинно-демократической интеллигенции»[10]. Насмешливое переосмысление в разговорной речи может быть не только политическим или идеологическим – это универсальное явление, в истории европейской культуры изученное и описанное М.М. Бахтиным (на материале творчества Франсуа Рабле)[11]. В наше время целая индустрия развлечений и смеха противостоит не только всему официальному, но также и всему ответственному и высокому, выступая как одна из ведущих особенностей современной массовой культуры и коммуникации – как стремление уйти или увести от реальности и ее осмысления в смех, каламбур, карнавал, игру, шоу. Ирония и игра, выполняя экспрессивную и эстетическую функцию, во многих ситуациях, конечно, может украсить нашу жизнь и речь, если не перерождается «во “всепрофанирующий” хохот, готовый осмеять не только неподлинность, но и подлинность мира – всякое искреннее убеждение, героизм, альтруизм и энтузиазм, честность, серьезность, совесть и стыд, ответственность перед ближним, человеческую нежность, солидарность и доброту»[12]. «Всепрофанирующий хохот» (как, например, в так называемом «орфо-арт», или «языке падонкоф») направлен и на разрушение высокого стиля современного русского языка, где выражаются основополагающие нравственные и мировоззренческие понятия.
Но стилистическое снижение современной коммуникации, постоянно привлекающее внимание лингвистов, не исчерпывает все динамические процессы, которые происходят в русском языке в настоящее время. Вне поля зрения лингвистов остается огромный пласт духовно-религиозной литературы, написанной высоким стилем и в последние два десятилетия активно пополняющейся и развивающейся. Русскому языку (как, впрочем, и любому другому) очень трудно было бы существовать в режиме постоянного стилистического снижения и отрыва коммуникации всех типов (в том числе и официальной) от высокого уровня, на котором выражаются основополагающие нравственные и мировоззренческие понятия. В современном русском языке такая возвышенная коммуникация существует и привлекает все новых и новых участников, реализуясь в духовно-религиозном дискурсе. Именно в Церкви, в лучших духовно-религиозных произведениях, создается высокий стиль современного русского языка, уравновешивающий тенденцию к стилистическому понижению, которая сейчас наблюдается и в современной художественной литературе, и в публицистике, и даже в официально-политической речи. Это духовно-религиозная публицистика; проповеди известных священников, составившие сотни книг; жизнеописания удивительных людей с богатым духовно-религиозным опытом, в том числе и новомучеников российских; современные тексты толкования Священного Писания, эпистолярный жанр (см. например, проницательные и трогательные письма архимандрита Иоанна Крестьянкина) и др. Это востребованная, читаемая и обсуждаемая духовно-религиозная литература, в чем можно легко убедиться, посмотрев материалы десятков православных сайтов (например, pravoslavie.ru, predanie.ru, portal-slovo.ru, azbyka.ru и многие другие).
Высокий стиль духовно-религиозной коммуникации поддерживается активным взаимодействием русского языка с церковнославянским языком. Это взаимодействие, прежде всего в лексике, но также и в словообразовании и грамматике, реализуется в конкретных текстах, образцах высокого стиля русского языка: проповедях, словах и обращениях святителя Луки (Войно-Ясенецкого), архимандрита Иоанна (Крестьянкина), митрополита Вениамина (Федченкова) и других проповедников, многих произведениях современной житийной литературы. Церковнославянские основы высокого духовно-религиозного стиля русского языка требуют филологического изучения. Не прекращающееся и в наше время взаимодействие церковнославянского и русского языков – это мощнейшее средство оздоровления загрязненной среды современной русской духовной и языковой культуры. Поэтому столь важно хранить сложившуюся традицию использования в Церкви двух близкородственных языков – церковнославянского языка богослужения и вдохновляемого им русского языка проповедей, посланий архиереев, толкований и поучений.
Что же касается редактирования особо сложных фрагментов церковнославянских богослужебных текстов, то, как представляется, полезнее было бы сделать последовательные комментарии к этим фрагментам и издать тексты с комментариями в виде недорогих брошюр и книг, а также разместить их на специальном сайте Рунета. На некоторых православных сайтах (например, на pravmir.ru.) такая работа уже ведется. В этой работе большую помощь мог бы оказать созданный в 2009 г. Научный центр по изучению церковнославянского языка при Институте русского языка им. В.В. Виноградова РАН, где успешно работают известные специалисты по церковнославянскому языку, выпускники филологического факультета МГУ. Замена в церковных текстах некоторых особенно неясных слов их более понятными церковнославянскими синонимами не вызывает каких-либо опасений. Но объявление обширного обновления, особенно после бурной дискуссии, воспринимается как своего рода нарушение границы, ограды, которая охраняет языковую традицию в православной Церкви. Результаты этого непредсказуемы: история нас учит, что такие реформы могут быть разрушительными.
Принять участие в дискуссии о языке богослужения меня заставило осознание опасности скоропалительных решений по проведению языковых реформ в Церкви, а также недоверие к результатам социологического опроса, представленным на официальном сайте Московской Патриархии[13]. Эти результаты производят впечатление недостоверных. Некорректно (с неправильным определением языка богослужения) и упрощенно сформулирован сам вопрос, воедино сведены ответы и верующих, и неверующих. Ясно, что далекие от православной Церкви люди не понимают (а часто и не хотят понимать) богослужения на церковнославянском языке, но неясно, почему они вообще участвуют в социологическом опросе по изменению языка православной Церкви. На основе некорректно проведенного социологического опроса на одном из сайтов популярной газеты «Комсомольская правда» появилась статья с провокационным заголовком: «Россияне требуют реформу церковного языка»[14]. Правда, в самой заметке все те же данные социологического опроса, которые были приведены и на сайте Московской Патриархии, свидетельствуют, скорее, об обратном, но ведь многие люди читают только заголовки! Так при помощи известного приема политтехнологий современные СМИ пытаются воздействовать на общественное мнение.
Для многих членов Русской Православной Церкви церковнославянский язык богослужения – это язык христианской культуры, хранитель спасительных духовных традиций в условиях цивилизованного варварства современного мира, свидетель жизни Духа, запечатленного в слове. Знаменательно, что в этом важном вопросе мнения великих ученых совпадают с мнением великих старцев. «Свято хранить церковнославянский язык — святой язык молитвенного обращения к Богу» призывал архимандрит Иоанн (Крестьянкин), благодаря которому до нас дошло завещание Святейшего Патриарха Пимена, переданное о. Иоанном в проповеди 10 июня 1990 года[15].
Таким образом, филологические размышления о языке Русской Православной Церкви (вызванные открытой дискуссией о языке богослужения) приводят нас к выводу: сохранение церковнославянского языка в Русской Православной Церкви важно для русской культуры, для сбережения и развития высокодуховного стиля современного русского языка.