Почему в стихотворении бодлера плавание поэт сравнивает безмерность мечты с предельностью морей в пользу мечты

Шарль Бодлер. Плавание

«Плавание» в творчестве Бодлера занимает особое место: это последнее и самое большое стихотворение «Цветов зла» становится поэмой в поэме и эпилогом ко всему сборнику. В самом названии стихотворения скрыто обобщение: “плавание” – это путь человека и человечества; пространство “плавания” – весь мир, а время – вся мировая история. В “Плавании”» путешественников привлекает не Итака, в отличие от героев “Одиссеи” Гомера, а Икария – страна-утопия, недостижимая цель; и описание странствий предваряет не возвращение домой, а снова путь куда-то вдаль, последнюю попытку найти волшебную страну – в “неведомой глуби” смерти.

“Плавание” представляет собой явление, несравненно более сложное, чем квалифицированный перевод, учитывающий разницу культурных реалий. Здесь можно говорить о взаимодействии двух великих поэтов. Марина Цветаева как бы вновь создала “Le Voyage”, но уже не в сравнительно спокойном XIX в., а в один из самых страшных периодов бурного XX.



Плаванье.

Перевод Марины Цветаевой.

                               [Максиму Дю Кану]

1

Для отрока, в ночи́ глядящего эстампы,
За каждым валом – даль, за каждой далью – вал,
Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!
Ах, в памяти очах – как бесконечно мал!

В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль – и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей.

Что нас толкает в путь? Тех – ненависть к отчизне,
Тех – скука очага, ещё иных – в тени
Цирцеиных ресниц оставивших полжизни, –
Надежда отстоять оставшиеся дни.

В Цирцеиных садах дабы не стать скотами,
Плывут, плывут, плывут в оцепененьи чувств,
Пока ожоги льдов и солнц отвесных пламя
Не вытравят следов волшебницыных уст.

Но истые пловцы – те, что плывут без цели:
Плывущие – чтоб плыть! Глотатели широт, 
Что каждую зарю справляют новоселье 
И даже в смертный час ещё твердят: вперёд!

На облако взгляни: вот облик их желаний! 
Как отроку – любовь, как рекруту – картечь, 
Так край желанен им, которому названья 
Доселе не нашла ещё людская речь.

2

О, ужас! Мы шарам катящимся подобны, 
Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры 
Нас Лихорадка бьёт – как тот Архангел злобный,
Невидимым мечом стегающий миры.

О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть – везде!
Игра, где человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде…

Душа наша – корабль, идущий в Эльдорадо.
В блаженную страну ведёт – какой пролив?
Вдруг, среди гор и бездн и гидр морского ада –
Крик вахтенного: – Рай! Любовь! Блаженство! – Риф.

Малейший островок, завиденный дозорным,
Нам чудится землёй с плодами янтаря,
Лазоревой водой и с изумрудным дёрном.
Базальтовый утёс являет нам заря.

О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег!
Скормить его зыбям, иль в цепи заковать, –
Безвинного лгуна, выдумщика Америк,
От вымысла чьего ещё серее гладь.

Так старый пешеход, ночующий в канаве,
Вперяется в Мечту всей силою зрачка.
Достаточно ему, чтоб Рай увидеть въяве,
Мигающей свечи на вышке чердака.

3

Чудесные пловцы! Что за повествованья
Встают из ваших глаз – бездоннее морей!
Явите нам, раскрыв ларцы воспоминаний,
Сокровища, каких не видывал Нерей.

Умчите нас вперёд – без паруса и пара!
Явите нам (на льне натянутых холстин
Так некогда рука очам являла чару)
Видения свои, обрамленные в синь.

Что видели вы, что?

4

– Созвездия. И зыби,
И жёлтые пески, нас жгущие поднесь,
Но, несмотря на бурь удары, рифов глыбы, –
Ах, нечего скрывать! – скучали мы, как здесь.

Лиловые моря в венце вечерней славы,
Морские города в тиаре из лучей
Рождали в нас тоску, надёжнее отравы,
Как воин опочить на поле славы – сей.

Стройнейшие мосты, славнейшие строенья,
Увы, хотя бы раз сравнили с градом – тем,
Что из небесных туч возводит Случай-Гений…
И тупились глаза, узревшие Эдем.

От сладостей земных – Мечта ещё жесточе!
Мечта, извечный дуб, питаемый землёй!
Чем выше ты растёшь, тем ты страстнее хочешь
Достигнуть до небес с их солнцем и луной.

Докуда дорастёшь, о древо – кипариса
Живучее?..
Для вас мы привезли с морей
Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса
Всем вам, которым вещь чем дальше – тем милей!

Приветствовали мы кумиров с хоботами,
С порфировых столпов взирающих на мир,
Резьбы такой – дворцы, такого взлёту – камень,
Что от одной мечты – банкротом бы – банкир…

Надёжнее вина пьянящие наряды,
Жён, выкрашенных в хну – до ноготка ноги,
И бронзовых мужей в зелёных кольцах гада…

5

– И что, и что – ещё?

6

– О, детские мозги!..

Но чтобы не забыть итога наших странствий:
От пальмовой лозы до ледяного мха,
Везде – везде – везде – на всём земном пространстве
Мы видели всё ту ж комедию греха:

Её, рабу одра, с ребячливостью самки
Встающую пятой на мыслящие лбы,
Его, раба рабы: что в хижине, что в замке
Наследственном – всегда – везде – раба рабы!

Мучителя в цветах и мученика в ранах,
Обжорство на крови и пляску на костях,
Безропотностью толп разнузданных тиранов, –
Владык, несущих страх, рабов, метущих прах.

С десяток или два – единственных религий,
Все сплошь ведущих в рай – и сплошь вводящих в грех!
Подвижничество, та́к носящее вериги,
Как сибаритство – шёлк и сладострастье – мех.

Болтливый род людской, двухдневными делами
Кичащийся. Борец, осиленный в борьбе,
Бросающий Творцу сквозь преисподни пламя:
– Мой равный! Мой Господь! Проклятие тебе!

И несколько умов, любовников Безумья,
Решивших сократить докучный жизни день
И в опия морей нырнувших без раздумья, –
Вот Матери-Земли извечный бюллетень!

7

Бесплодна и горька наука дальних странствий:
Сегодня, как вчера, до гробовой доски –
Всё наше же лицо встречает нас в пространстве:
Оазис ужаса в песчаности тоски.

Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя –
Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит,
Чтоб только обмануть лихого старца – Время.
Есть племя бегунов. Оно – как Вечный Жид].

И как апостолы, по всем морям и сушам
Проносится. Убить зовущееся днём –
Ни парус им не скор, ни пар. Иные души
И в четырёх стенах справляются с врагом.

В тот миг, когда злодей настигнет нас – вся вера
Вернётся нам, и вновь воскликнем мы: – вперёд!
Как на заре веков мы отплывали в Перу,
Авророю лица приветствую восход.

Чернильною водой – морями глаже лака –
Мы весело пойдём между подземных скал.
О, эти голоса, так вкрадчиво из мрака
Взывающие: – К нам! – О, каждый, кто взалкал

Лотосова плода! Сюда! В любую пору
Здесь собирают плод и отжимают сок.
Сюда, где круглый год – день лотосова сбора,
Где лотосову сну вовек не минет срок.

О, вкрадчивая речь! Нездешней лести нектар!
К нам руки тянет друг – чрез чёрный водоём.
– Чтоб сердце освежить – плыви к своей Электре!
Нам некая поёт – нас жегшая огнём.

8

Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!
Нам скучен этот край! О, Смерть, скорее в путь!
Пусть небо и вода – куда черней чернила,
Знай, тысячами солнц сияет наша грудь!

Обманутым пловцам раскрой свои глубины!
Мы жаждем, обозрев под солнцем всё, что есть,
На дно твоё нырнуть – Ад или Рай – едино! –
В неведомого глубь – чтоб новое обресть!

Шарль Бодлер, 1859                                     Марина Цветаева, перевод, 1940

Hilda Ivlieva

Высокая цель переводчика, считала Цветаева, – проникнуться духом текста оригинала, постараться сохранить его в переводе, максимально используя поэтический талант, передать красоту поэтической формы шедевра.
«Я перевожу по слуху – и по духу (вещи). Это больше, чем “смысл”»
Марина Ивановна писала дочери в лагерь: “Мой лучший перевод – “Плавание” Бодлера, потому что подлинник – лучший”.

Источник

ТЕМА МЕЧТЫ В СТИХЕ Ш. БОДЛЕРА “ПЛАВАНИЕ”

Свое произведение французское поэт Шарль Бодлер Посвятил теме человеческой души и ее неотъемлемой рыси – способности мечтать и стремиться до чего-то нового. На границе столетий европейцы снова открывали для себя далекие экзотические земли, и потому тема странствований нередко возникает в творчестве поэтов того времени. Но в Бодлера эта тема звучит кое-что иначе, как сказ о внутренней борьбе человека с собой и ее неудержимое стремление к таинственным берегам мечты.

Каждый в юности виднеется о далеких странствованиях, и для кого-то эти

мечты воплощаются у жизнь.

В нашем воображении мир безграничный, в реальности – “беспредельно малый”. Что заставляет людей отправляться в путь? Одного – несчастливая любовь, другого – “ненависть к отчизне”. Для других цель странствований – поиск далеких, неизвестных земель, которого Эдема.

Эти последние, напряженно вглядывались в даль, каждую скалу принимают за прекрасный изумрудный берег, но снова и снова – обман. Бодлер уподобляет таких мечтателей к старому пешеходу, который в маленьком окошке на чердаке видит рай. Те, кто оставляют землю ради другой, лучшей земли, недостойны

называться истинными путешественниками.

Ведь они некогда не найдут своего рая: он недолговечный, как звезда. Эльдорадо, мифическая страна счастья и наслаждения, пролегала за пределами земной реальности и открытая для человека лишь миг. Но есть и другие путешественники. Они не убегают от забот и ничего не ищут.

Они плывут без направления и цели, их мечта, как тучка: сегодня она здесь, а завтра – там, она изменяет свои очертания от наименьшего дуновения ветра. Такая мечта бесплодная, и потому плавания таких мечтателей скучное и бесцветное. Тоска и бремя жизни сопровождают его везде. Чему?

Так как в любом крае путешественники встречают лишь самых себя, человеческий род с его страстями. А если на пути мечтателей случается прекрасное – от этого их мечта становится дальнейшей от осуществления. Ведь границы ей нет.

Вечные мечтатели бегут сквозь дни, мили и широты; они ищут не земную красоту или богатство, а тот край, “какому названия еще нет”. Но где им найти тот заветный край. Лишь Смерть может спасти их от бесплодного бега – Смерть, единая неизведанная земля. Стих Бодлера, конечно ж, аллегорический.

Поэт говорит не столько о морских странствованиях, сколько об общечеловеческом стремлении к счастью и покою, ради которых он лишает себя и счастье, и покоя, летя невідь-куда за трепетным облачком своей мечты. Люди наделены способностью мечтать, и в этом их сила и их наказание. Поэт видит конец человеческих страданий в смерти, которые все человеческие страсти.

Но в стихе звучит и другая нота: “есть души, которые и в четырех стенах поборют врага”. Может, для счастья человеку нужно прежде всего заглянуть у себя, и в своей душе, а не за дальними горизонтами, найти Эдем своей мечты.

Бодлер собирает поздние цветы романтизма… Бунтовой дух присущий не только его поэзии, Бодлера можно считать романтиком жизни. Тогдашняя Франция казалась ему скучным пустым царством буржуа. Это понятие означало для поэта не классовую, а духовную категорию.

Поэт не принимает такой мир, он стремится обновить его. Именно это обусловило его активное участие в революции 1848 г. Сборник его поэзии “Цветы зла” – это духовные поиски современного человека. Мир возникает в оскорблении моря, с которым мы встречались в романтической поэзии Байрона, Пушкина.

Изображая современную ему действительность, как “море засоренных улиц городских”, поэт сердцем польется к другому морю, “моря, где сияния много”. Не принимая прозаичности будничной жизни, он стремится возвратить тот утерянный рай (идеальный мир), в котором творец жил в детстве:

А может рай-идеал – в далеких экзотических странах (“Moesta et errabunda”).

В поэзии “Путешествие” действительность возникает; Этот мир, затиснутый в муторные берега, Представляет образ наш – сегодня, завтра. Оазисы ужасов среди пустынь скуки.

Но невозможность достичь идеала на земле вызывает у Бодлера острое разочарование, и он впадает в отчаяние. Отсюда также понимание назначения поэзии как средства выращивания цветов (т. е. Прекрасного), а также его черная меланхолия и тотальный нигилизм. Поэт не только не обращается к Богу за помощью – он демонстративно пренебрегает им и обожествляет Сатану.

Вместе с тем некоторые черты стиля Бодлера противоречат романтизму: тщательно взвешенная композиция и безупречная форма поэзии. Не воспринимает поэт и романтического понимания природы как источника обновления чувств или средства защиты от цивилизации. Природа возникает у Бодлера врагом человека.

Он ищет вдохновение в “другой природе” – искусственной: в произведениях искусства и человеческой работы.

Loading…

ТЕМА МЕЧТЫ В СТИХЕ Ш. БОДЛЕРА “ПЛАВАНИЕ”

Источник

1

Для отрока, в ночи́ глядящего эстампы,
За каждым валом – даль, за каждой далью – вал,
Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!
Ах, в памяти очах – как бесконечно мал!

В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль – и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей.

Что нас толкает в путь? Тех – ненависть к отчизне,
Тех – скука очага, ещё иных – в тени
Цирцеиных ресниц[3] оставивших полжизни, –
Надежда отстоять оставшиеся дни.

В Цирцеиных садах дабы не стать скотами,
Плывут, плывут, плывут в оцепененьи чувств,
Пока ожоги льдов и солнц отвесных пламя
Не вытравят следов волшебницыных уст.

Но истые пловцы – те, что плывут без цели:
Плывущие – чтоб плыть! Глотатели широт,

Что каждую зарю справляют новоселье

И даже в смертный час ещё твердят: вперёд!

На облако взгляни: вот облик их желаний!

Как отроку – любовь, как рекруту – картечь,

Так край желанен им, которому названья

Доселе не нашла ещё людская речь.

2

О, ужас! Мы шарам катящимся подобны,

Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры

Нас Лихорадка бьёт – как тот Архангел злобный,
Невидимым мечом стегающий миры.

О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть – везде!
Игра, где человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде…

Душа наша – корабль, идущий в Эльдорадо.
В блаженную страну ведёт – какой пролив?
Вдруг, среди гор и бездн и гидр морского ада –
Крик вахтенного: – Рай! Любовь! Блаженство! – Риф.

Малейший островок, завиденный дозорным,
Нам чудится землёй с плодами янтаря,
Лазоревой водой и с изумрудным дёрном.
Базальтовый утёс являет нам заря.

О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег!
Скормить его зыбям, иль в цепи заковать, –
Безвинного лгуна, выдумщика Америк,
От вымысла чьего ещё серее гладь.

Так старый пешеход, ночующий в канаве,
Вперяется в Мечту всей силою зрачка.
Достаточно ему, чтоб Рай увидеть въяве,
Мигающей свечи на вышке чердака.

3

Чудесные пловцы! Что за повествованья
Встают из ваших глаз – бездоннее морей!
Явите нам, раскрыв ларцы воспоминаний,
Сокровища, каких не видывал Нерей[4].

Умчите нас вперёд – без паруса и пара!
Явите нам (на льне натянутых холстин
Так некогда рука очам являла чару)
Видения свои, обрамленные в синь.

Что видели вы, что?

4

                                     – Созвездия. И зыби,
И жёлтые пески, нас жгущие поднесь,
Но, несмотря на бурь удары, рифов глыбы, –
Ах, нечего скрывать! – скучали мы, как здесь.

Лиловые моря в венце вечерней славы,
Морские города в тиаре из лучей
Рождали в нас тоску, надёжнее отравы,
Как воин опочить на поле славы – сей.

Стройнейшие мосты, славнейшие строенья,
Увы, хотя бы раз сравнили с градом – тем,
Что из небесных туч возводит Случай-Гений…
И тупились глаза, узревшие Эдем.

От сладостей земных – Мечта ещё жесточе!
Мечта, извечный дуб, питаемый землёй!
Чем выше ты растёшь, тем ты страстнее хочешь
Достигнуть до небес с их солнцем и луной.

Докуда дорастёшь, о древо – кипариса
Живучее?..
                        Для вас мы привезли с морей
Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса, –[5]
Всем вам, которым вещь чем дальше – тем милей!

Приветствовали мы кумиров с хоботами,
С порфировых столпов взирающих на мир,
Резьбы такой – дворцы, такого взлёту – камень,
Что от одной мечты – банкротом бы – банкир…

Надёжнее вина пьянящие наряды,
Жён, выкрашенных в хну – до ноготка ноги,
И бронзовых мужей в зелёных кольцах гада…

5

– И что, и что – ещё?

6

                                           – О, детские мозги!..

Но чтобы не забыть итога наших странствий:
От пальмовой лозы до ледяного мха,
Везде – везде – везде – на всём земном пространстве
Мы видели всё ту ж комедию греха:

Её, рабу одра, с ребячливостью самки
Встающую пятой на мыслящие лбы,
Его, раба рабы: что в хижине, что в замке
Наследственном – всегда – везде – раба рабы!

Мучителя в цветах и мученика в ранах,
Обжорство на крови и пляску на костях,
Безропотностью толп разнузданных тиранов, –
Владык, несущих страх, рабов, метущих прах.

С десяток или два – единственных религий,
Все сплошь ведущих в рай – и сплошь вводящих в грех!
Подвижничество, та́к носящее вериги,
Как сибаритство – шёлк и сладострастье – мех.

Болтливый род людской, двухдневными делами
Кичащийся. Борец, осиленный в борьбе,
Бросающий Творцу сквозь преисподни пламя:
– Мой равный! Мой Господь! Проклятие тебе!

И несколько умов, любовников Безумья,
Решивших сократить докучный жизни день
И в опия морей нырнувших без раздумья, –
Вот Матери-Земли извечный бюллетень!

7

Бесплодна и горька наука дальних странствий:
Сегодня, как вчера, до гробовой доски –
Всё наше же лицо встречает нас в пространстве:
Оазис ужаса в песчаности тоски.

Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя –
Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит,
Чтоб только обмануть лихого старца – Время.
Есть племя бегунов. Оно – как Вечный Жид[6].

И как апостолы, по всем морям и сушам
Проносится. Убить зовущееся днём –
Ни парус им не скор, ни пар. Иные души
И в четырёх стенах справляются с врагом.

В тот миг, когда злодей настигнет нас – вся вера
Вернётся нам, и вновь воскликнем мы: – вперёд!
Как на заре веков мы отплывали в Перу,
Авророю лица приветствую восход.

Чернильною водой – морями глаже лака –
Мы весело пойдём между подземных скал.
О, эти голоса, так вкрадчиво из мрака
Взывающие: – К нам! – О, каждый, кто взалкал

Лотосова плода! Сюда! В любую пору
Здесь собирают плод и отжимают сок.
Сюда, где круглый год – день лотосова сбора,
Где лотосову сну вовек не минет срок.

О, вкрадчивая речь! Нездешней лести нектар!
К нам руки тянет друг – чрез чёрный водоём.
– Чтоб сердце освежить – плыви к своей Электре! –[7]
Нам некая поёт – нас жегшая огнём.

8

Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!
Нам скучен этот край! О, Смерть, скорее в путь!
Пусть небо и вода – куда черней чернила,
Знай, тысячами солнц сияет наша грудь!

Обманутым пловцам раскрой свои глубины!
Мы жаждем, обозрев под солнцем всё, что есть,
На дно твоё нырнуть – Ад или Рай – едино! –
В неведомого глубь – чтоб новое обресть!

1859
Дата создания перевода: 1940 (впервые опубликовано: Бодлер Ш. Лирика. – М.: Художественная литература, 1965. С. 163-169.
)

1. Плавание
– стихотворение написано Бодлером в 1859 году и завершает цикл стихов “Цветы зла”. Впервые напечатано в “Ревю франсэз”, 1859 год. “Я написал большое стихотворение… такого рода, что что оно должно вызывать судорожную дрожь в природе, а особенно у любителей прогресса”.
«Плавание» в творчестве Бодлера занимает особое место: это последнее и самое большое стихотворение «Цветов зла» становится поэмой в поэме и эпилогом ко всему сборнику. В самом названии стихотворения скрыто обобщение: “плавание” – это путь человека и человечества; пространство “плавания” – весь мир, а время – вся мировая история. В “Плавании”» путешественников привлекает не Итака, в отличие от героев “Одиссеи” Гомера, а Икария – страна-утопия, недостижимая цель; и описание странствий предваряет не возвращение домой, а снова путь куда-то вдаль, последнюю попытку найти волшебную страну – в “неведомой глуби” смерти.
Для романтики всегда характерно стремление в неопределённое “туда” (“dahin”, “far away” – ключевые слова немецкого и английского романтизма). Но “пловцы” у Бодлера – уже не те романтические герои, в начале XIX века радостно устремлявшиеся в погоню за мечтой. Несмотря на множество синонимов земного рая – “Икария”, “Эльдорадо”, “Эдем”, – в стихотворении, цель становится всё призрачнее. Неясно, плывут ли странники в обетованную землю или только блуждают в собственных фантазиях, переходя от одной иллюзии к другой? И что ими движет – вера или сомнение, “идея-страсть” или игра?

М.И.Белкина в книге о последних двух годах жизни Цветаевой пишет: “…уже с декабря 1939 года переводы для нее становятся хлебом насущным – это единственный источник существования. Выбирать не приходится, она переводит подряд все, что ей предлагают, не зная языка, по тупым, безграмотным подстрочникам, стихи зачастую несуществующих поэтов, которые внушают ей свою бездарность”. […]
Но уж если “выпадал” Бодлер – да еще главный шедевр “Цветов зла”, “Плавание”, – то Цветаева делает 12 вариантов, добиваясь того единственного, который нам привычен, о котором она писала дочери в лагерь: “Мой лучший перевод – “Плавание” Бодлера, потому что подлинник – лучший”.
(вернуться)

2. Максим дю Кан (1822 – 1894) – автор «Современных песен» (1855), в которых восхваляется прогресс в политике, технике и естественных науках. (вернуться)

3.
Цирцея
(греч. миф.) – волшебница, дочь Гелиоса, обратившая спутников Одиссея в свиней, а его на год удержавшая на своём острове. (вернуться)

4. Нерей (др.-греч.) – в древнегреческой мифологии один из наиболее любимых и чтимых богов водяной стихии (моря): добрый, мудрый, справедливый старец, олицетворение спокойной морской глубины, обещающий морякам счастливое плавание. (вернуться)

5. Этот профиль мыса – вольность переводчика, вызванная ассоциацией с контурами мыса Малчин в Коктебеле, удивительно похожим на профиль М. Волошина. (вернуться)

6. Вечный Жид или Агасфе́р (лат. Ahasverus) – легендарный персонаж, по преданию обреченный на вечные странствия по земле до Второго пришествия Христа. Фигура «Вечного Жида» появляется в сюжетах европейской литературы и живописи. (вернуться)

7. Электра (греч. миф.) – спасла своего брата Ореста, которому помогла отомстить за отца, убив мать и её возлюбленного. (вернуться)

Картина изображает Эдуарда Мане и его друзей-художников, поэтов и критиков перед портретом Эжена Делакруа.
Сидят (слева направо): Луи Эдмон Дюранти (Louis Edmond Duranty, 1833–1880), сам Анри Фантен-Латур (Henri Fantin-Latour, 1836 – 1904), Жюль Шанфлёри (Jules Champfleury, 1820 – 1889), Шарль Пьер Бодлер (Charles Pierre Baudelaire, 1821 – 1867).
Стоят на картине (слева направо): Луи Кордье (Louis Cordier, 1823 – ?), Альфонс Легро (Alphonse Legros, 1837 – 1911), Джеймс Эббот Мак-Нилл Уистлер (James Abbot McNeill Whistler, 1834 – 1903), Эдуард Мане (Édouard Manet, 1832 – 1883), Феликс Анри Бракмон (Felix Henri Bracquemond, 1833 – 1914), Альберт Феликс де ла Кур де Баллеруа (Albert Felix de la Cour de Balleroy, 1828 – 1872).

Источник