Нолькен договор в пользу третьего лица
Конец XIX — начало XX века
Литература по гражданскому праву досоветского периода очень незначительно касается договоров в пользу третьего лица. В учебниках по гражданскому праву указывается на такую возможность и приводится все та же основная характеристика таких договоров, позволяющая отграничить их от договоров другого типа, — наличие у третьего лица права требовать исполнения договора в свою пользу. В некоторых случаях дается очень краткое описание правового положения третьего лица и стороны договора, выговорившей для третьего лица право требовать исполнения в свою пользу. Как правило, этим все и ограничивается. Дело в том, что регулирование таких договоров в гражданском праве того периода отсутствовало и на практике не приходилось иметь дело с большим разнообразием договоров такого типа. В частности, Ю. А. Дубовицкий в 1885 г. писал: «В русской кассационной практике было всего два случая наших договоров, и Сенат признал их действительными»[1].
Правда, в 1903 г. была издана первая редакция Проекта Гражданского уложения, в ст. 1589—1592 которого появилось соответствующее регулирование, но основные аналитические работы, посвященные договорам в пользу третьего лица, написаны до публикации Проекта. Приведем текст ст. 1589 Проекта: «По договору, заключенному в пользу третьего лица, исполнения обязательства могут требовать как сторона, возложившая обязательство на должника, так и третье лицо»[2].
Наиболее полным исследованием договоров в пользу третьего лица того времени является, на наш взгляд, книга А. М. Нолькена[3]. Но прежде чем перейти к этому важному исследованию, приведем краткий обзор мнений других известных цивилистов того времени. В учебнике Г. Ф. Шершене- вича договорам в пользу третьего лица посвящен небольшой самостоятельный кусок в параграфе «Договоры». В нем приведены точки зрения автора по нескольким важным проблемам регулирования договоров в пользу третьего лица. Существенный для данного раздела тезис Г. Ф. Шершеневича целесообразно процитировать: «Например, дама-благотвори- тельница покупает платье и провизию для бедной семьи и приказывает отправить все выбранное последней; одно лицо нанимает для другого квартиру, в которой само не живет, но платит. В этих и подобных случаях выгода третьего лица не связана с правом требования; таким договором право требования приобретается контрагентом, а не посторонним. Напротив, по договору в пользу третьего лица последнее приобретает самостоятельное право, а не только выгоду»[4]. Г. Ф. Шерше- невич не указывает, как должно устанавливаться наличие этого «самостоятельного права», как определить, в каких случаях выгода третьего лица порождает право, а в каких не порождает. «Наше законодательство не говорит ни слова о договорах в пользу третьих лиц», — замечает Г. Ф. Шершеневич[5]. Из текста книги можно сделать вывод: наличие или отсутствие у третьего лица права требовать исполнения по договору в свою пользу ее автор связывает с существованием соответствующего указания в тексте договора, хотя прямо об этом и не сказано.
К. П. Победоносцев в своем учебнике гражданского права в отличие от Г. Ф. Шершеневича приводит много примеров договоров в пользу третьего лица, в том числе договоров купли-продажи в пользу третьего лица. Он приводит и такой пример: «Дарится имение на условии, чтобы одаренный уплатил третьему лицу положенную сумму или производил ему ежегодное содержание»[6], т. е. договор ренты или пожизненного содержания с иждивением.
В отношении права третьего лица требовать исполнения по договору, заключенному другими, К. П. Победоносцев пишет: «Вопрос о праве третьего лица предъявить самостоятельный иск по контракту, в котором оно само не участвовало, но в коем установлено в пользу его обязательство, разрешен, хотя и косвенно, в Касс. р. 1873 г. № 1623. Сказано: третье лицо, если права его положительно выговорены в контракте (между двумя другими лицами), может требовать осуществления договора во всем, что касается его интересов, самостоятельным иском»[7].
Теперь видно, каковы истоки нормы современного п. 1 ст. 430 ГК РФ и соответствующей позиции российских судов.
Но вот В. Л. Исаченко и В. В. Исаченко вопрос ставят по- иному: «Какую силу и значение должен иметь договор, по которому третьему лицу предоставляется известная выгода — предоставляет ли он третьемулицу права кредитора, возлагая, следовательно, на контрагентов обязанности должников?»[8]. Здесь видно, что главным квалифицирующим признаком в договоре в пользу третьего лица авторы считают не предоставление третьему лицу прав по договору, а предоставление ему выгоды, право же требовать получения этой выгоды может, по их мнению, из договора вытекать, а может и не вытекать. Для целей настоящего раздела важна именно эта постановка вопроса, так как именно в ней содержится квалифицирующий признак. Ответ же, который дают авторы комментария (право третьего лица возникает лишь при изъявлении им согласия), будет подробнее рассмотрен в разд. II.
Рассмотрим теперь две работы того периода, посвященные договорам в пользу третьего лица, в которых проведено более подробное исследование. Прежде всего это уже упоминавшаяся работа Ю. А. Дубовицкого, в которой весьма подробно изучены история договоров такого вида, современное им иностранное законодательство, а также немецкая доктрина. Он показывает, что правопорядки пришли к возможности предоставлять третьим лицам права по договору, в заключении которого они не принимали участия, из потребностей практики. Соглашения, по которым выгоды предоставляются третьим лицам, не участвующим в соглашении, необходимы людям — отсюда возникли и права. Поэтому, согласно Ю. А. Дубовицкому, договором в пользу третьего лица является «такой договор, который стороны заключили с намерением предоставить третьему лицу известные выгоды, которым вообще вносится в положение третьего лица какое-нибудь улучшение в юридическом смысле»[9]. То есть именно намерение предоставить третьему выгоду является, по мнению данного автора, квалифицирующим признаком договоров в пользу третьего лица. А за выгодой следует и право. Значит, позиция Ю. А. Дубовицкого та же, что и авторов Комментария к Своду законов, и отличная от позиций Г. Ф. Шершене- вича и К. П. Победоносцева.
В работе Ю. А. Дубовицкого также содержится анализ этой позиции. Он приводит возражение к данному определению, высказанное немецким автором Гарейсом. Процитируем этого автора по Ю. А. Дубовицкому: «Теория, которая из каждого выражения, по буквальному смыслу слов, обещающего третьему лицу какую-нибудь выгоду и подхваченного другим, давала бы первому непосредственное право иска против говорящего… грозила бы опасностью гражданскому обороту, сделала бы его непрочным; с точки зрения такой… безусловной возможности создавать права для лиц посторонних ничто не мешает тому, чтобы в конце концов самые невинные, хорошенько даже не обдуманные слова могли рождать обязательство»[10]. То есть идея здесь такая: когда люди дают обещания друг другу в отношении них самих, они гораздо обдуманнее подходят к этим обещаниям. Необдуманные обещания в отношении других лиц давать проще. И вот что возражает на это Ю. А. Ду- бовицкий: «Если кто-нибудь, давая обещание, не хочет, чтобы оно имело юридическое значение, то ему стоит только не давать его в форме, выражающей желание принять на себя обязательство; тогда для него возникнет обязанность чисто нравственного характера»[11].
Этой полемике отведено много места, так как именно позиция, аналогичная позиции Ю. А. Дубовицкого, будет в фокусе нашего внимания далее. Нет нужды выговаривать в соглашении специального права для третьего лица. Достаточно ясно выраженного намерения сторон соглашения предоставить третьему лицу выгоду и, если не доказано иное, это третье лицо должно получить право требовать предоставления такой выгоды.
Наконец, наиболее полная работа того периода, посвященная договорам в пользу третьего лица, — книга барона А. М. Нолькена.
Базовая идея А. М. Нолькена, которую он тщательно обосновывает в своей книге, звучит так: основной характеристикой договора в пользу третьего лица является главная цель этого договора, которая состоит в наделении третьего лица правом требовать исполнения этого договора в свою пользу[12]. То есть А. М. Нолькен, как и Г. Ф. Шершеневич и К. П. Победоносцев, считает, что для предоставления третьему лицу правовой защиты его интереса из договора, в заключении которого оно не принимало участия, необходимо, чтобы главной целью договора являлось предоставление ему такой защиты. Воля сторон договора должна быть направлена на предоставление ему права требовать исполнения договора в свою пользу.
Также А. М. Нолькен показывает тесную связь направленности воли сторон договора на предоставление третьему лицу права требовать исполнения договора в свою пользу с направленностью воли сторон договора на предоставление этому лицу имущественной выгоды[13].
Эти два тезиса — целью договора является предоставление права и целью договора является предоставление имущественной выгоды, по А. М. Нолькену, тесно связаны. Воля сторон такого договора, направленная на предоставление права, всегда направлена и на предоставление имущественной выгоды. Вопрос: справедливо ли обратное утверждение, всегда ли воля, направленная на предоставление имущественной выгоды, направлена и на предоставление права?
Г. Ф. Шершеневич, как было показано, прямо дает на этот вопрос отрицательный ответ: не всякая выгода для третьего лица, которой его наделяют стороны договора, дает третьему лицу право требовать исполнения договора, т. е. получения этой выгоды. По Г. Ф. Шершеневичу, это справедливо и в том случае, когда воля сторон договора направлена на предоставление выгоды, — это видно из приведенных им примеров (см. выше). Лишь если в намерения сторон договора входило предоставление третьему лицу такого права, это право у него возникает.
А. М. Нолькен также неоднократно повторяет, что воля сторон договора в пользу третьего лица должна быть направлена на создание правовых последствий этого договора не только для его сторон, но и для третьего лица. Однако на вопрос, возможно ли, чтобы воля сторон, направленная на предоставление третьему лицу имущественной выгоды, не создавала для этого лица правовых последствий, А. М. Нолькен отвечает несколько по-иному, чем Г. Ф. Шершеневич.
Согласно идее А. М. Нолькена, предоставление имущественной выгоды третьему лицу должно быть главной целью договора. Он приводит пример сделки кумулятивного принятия на себя лицом А долга лица Б перед лицом В. Если А и Б без участия В заключат между собой договор о том, что А солидарно с Б отвечает по долгу Б перед В, то такой договор не будет являться договором в пользу третьего лица В. Основной целью такого договора является выгода для Б, а выгода для В будет лишь побочным следствием такого договора[14]. Истинным договором в пользу третьего лица был бы договор между А и В, заключенный без участия Б, о том, что А становится вместо Б должником В, а Б освобождается от долга.
Нам не удалось найти в книге А. М. Нолькена какое-либо обоснование этого последнего тезиса. Более того, на наш взгляд, позиция А. М. Нолькена по этому вопросу противоречива. Приведем два его высказывания: «Конечной целью, руководящей промиссаром при заключении договора в пользу третьего лица, должно быть возникновение права не для себя, а именно для третьего лица. Если же цель договора является эгоистической и забота об интересе третьего лица служит только средством удовлетворения собственного интереса про- миссара, то мы имеем дело не с договором в пользу третьего лица, а с договором о совершении третьему лицу исполнения, идущего в пользу промиссару»[15]. Казалось бы, позиция ясна.
Однако рассмотрим с этой точки зрения кредитное страхование жизни. Договор страхования заключается в пользу банка-кредитора. Важной целью этого договора является исполнение страховщиком обязательства заемщика по возврату кредита в случае его смерти, т. е. предоставление выгоды наследникам заемщика, а не банку. Но в силу структуры сложившихся отношений у договора имеется и другая цель — возвратить деньги (т. е. предоставить выгоду) банку. По поводу кредитного страхования жизни А. М. Нолькен пишет прямо противоположное тому, о чем писал несколькими страницами ранее: «Так, возьмем, например, один из наиболее несомненных и общепризнанных в последнее время таковым случаев договора в пользу третьего лица — страхование жизни в пользу другого. Основанием застрахования одним лицом своей жизни в пользу другого весьма часто является необходимость обеспечить ему удовлетворение долговой претензии, оно вызывается существующим между застрахованным и выгодоприобретателем долговым отношением и, может быть, является необходимым условием получения застрахованным ссуды от выгодоприобретателя»[16].
Действительно, какая из целей договора кредитного страхования жизни является главной? Видимо, главным здесь является не интерес банка, а интерес заемщика, который состоит в том, чтобы на его наследников не перешел его долг перед банком. То есть главная цель такого договора — погасить долг банку. Однако совершенно неясно, почему банк не должен получить право требовать исполнения такого договора страхования в свою пользу. В современных правовых системах банк такое право, естественно, получает.
Также А. М. Нолькен нигде прямо не говорит о том, что договор, главной целью которого является предоставление третьему лицу имущественной выгоды, может и не являться договором в пользу третьего лица. Он не обсуждает примеры, аналогичные примеру с договором аренды жилого помещения для проживания в нем третьего лица, приведенному Г. Ф. Шершеневичем.
Обсуждению этой важной проблемы — цели, на достижение которой направлено заключение договора в пользу третьего лица, и ее связи с предоставляемой третьему лицу правовой защиты — посвящена гл. 3 настоящей книги.
Договоры в пользу третьих лиц. Опыт теоретического исследования по гражданскому праву / Нолькен А. – С.-Пб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1885. – 155 c.
Предисловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . V и VI
Глава I. Понятие и существо договоров в пользу третьих лиц . . . . . . . . . .42
§ 1. Предварительные замечания – определение понятия о договорах в пользу
третьих лиц . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .8
§ 2. Отграничение договоров в пользу третьих лиц от договоров, заключенных
фактическими или юридическими соучастниками в чужих юридических сделках,
посредниками, посланниками и представителями . . . . . . . . . . . . . . . . .21
§ 3. Отличие договоров в пользу третьих лиц от других сходственных юридических
институтов и явлений, в особенности от так назыв. рефлективного действия –
договоры в пользу третьих лиц и договоры о совершении исполнения третьим
лицам . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 34
§ 4. Понятие о выгоде третьего лица как необходимом условии признания договора
заключенным в пользу третьего – отношение принятия долга к договорам в пользу
третьих лиц . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 43
Глава II. Взгляд римского права и новейшей доктрины на действительность
договоров в пользу третьих лиц . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .72
А. Римское право
Общий принцип римского права по вопросу о действительности договоров в пользу
третьих лиц – исключения из этого принципа, в особенности по l.3.C. de donat
(VIII, 55), l.13 pr. D. de pig. act. (13, 7), l. 7 C. de pact. convent. (V,
14), l. un C. ut act. et ab hered. (IV, 11) и др . . . . . . . . . . . . . . .62
Б. Новейшая доктрина
Краткий обзор мнений ученых прошлых столетий – общее положение вопроса
о действительности договоров в пользу третьих лиц в доктрине нынешнего
столетия – главнейшие примеры договоров в пользу третьих лиц . . . . . . . . .72
Глава III. Последствия договоров в пользу третьих лиц . . . . . . . . . . . .126
А. Последствия договоров в пользу третьих лиц по отношению к промиссару
§ 1. Исследование вопроса о праве промиссара по заключенному им в пользу
третьего лица договору . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .79
§ 2. Разбор главнейших мнений ученых по вопросу об интересе промиссара
в заключении им договора в пользу третьего лица . . . . . . . . . . . . . . . 83
Б. Последствия договоров в пользу третьих лиц по отношению к последним
§ 3. Юридическое основание и характер права, созданного для третьего лица
заключенным в его пользу договором – разбор главнейших, высказанных по этому
вопросу мнений ученых . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 93
§ 4. Продолжение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 108
§ 5. Ближайшее определение понятия о непосредственном приобретении третьим
лицом права из заключенного в его пользу договора . . . . . . . . . . . . . .117
§ 6. Установление понятия о самостоятельности права третьего лица – разбор
мнений ученых о бесповоротности этого права и о значении для дальнейшей
судьбы его договорного отношения между контрагентами . . . . . . . . . . . . 126
Глава IV. Отношение положительного права и судебной практики к договорам
в пользу третьих лиц . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 148
§ 1. Иностранные законодательства и немецкая судебная практика . . . . . . . 138
§ 2. Русское право и практика Правительствующего Сената . . . . . . . . . . .148
Правовые последствия как цель договора
Итак, из вышеизложенного ясно, что важнейшим признаком договоров в пользу третьего лица является их цель, состоящая в предоставлении каких-либо выгод лицу, не являющемуся стороной этого договора. Эти выгоды могут быть разнообразными: от уплаты денег до ограничения ответственности или вообще освобождения от нее. Этот признак является необходимым. Во всех правопорядках и всегда именно этот признак считался присущим всем договорам в пользу третьего лица, что вытекает также и из их названия. Исключение составляет лишь советский период развития отечественного права, но, скорее всего, слово «выгода» в работах того времени не упоминалось по идеологическим соображениям. В подтверждение сказанного можно сослаться на то, что в начале этого периода в упомянутой работе И. Б. Новицкого и Л. А. Лунца слово «выгода» еще присутствует.
Но является ли данный признак также и достаточным, т. е. может ли являться данный признак квалифицирующим? Вспомним пример, приведенный Г. Ф. Шершеневичем: один человек арендует квартиру для проживания в ней другого человека и платит за аренду, коммунальные услуги и выполняет все другие обязанности арендатора. Этот договор, по мнению Г. Ф. Шершеневича, является не договором в пользу третьего лица, а лишь договором с исполнением третьему лицу, т. е. тот, кто живет в квартире, не может ничего потребовать от арендодателя. Другой пример, приведенный А. М. Нолькеном, — кумулятивное принятие долга: лицо А заключает договор с лицом Б о том, что А будет солидарно с Б отвечать перед В за исполнение обязательства Б перед В. Нолькен считает, что такой договор не создает для В требования к А, т. е. не является договором в пользу третьего лица, а создает лишь требования Б к А об исполнении в пользу В. Но Л. А. Новоселова, например, также рассмотревшая данный тип взаимоотношений трех лиц, считает по-иному. Третий пример, приведенный И. Б. Новицким и Л. А. Лунцем, — продажа с условием уплаты покупной цены третьемулицу.
Общий вопрос, который возникает, уже был поставлен, и здесь его следует повторить: верен ли тезис, явно и давно высказанный Г. Ф. Шершеневичем, А. М. Нолькеном и другими в разных правопорядках, о том, что не любой договор двух лиц, целью которого является предоставление имущественной выгоды третьему лицу, является договором в пользу третьего лица? Верно ли, что для наделения третьего лица правом требовать исполнения договора в свою пользу недостаточно воли сторон, направленной на предоставление этому лицу имущественной выгоды, а необходима воля сторон на предоставление ему не только выгоды, но и права ее потребовать, защищенного принудительно? Ведь именно этого требовала советская доктрина, требует норма п. 1 ст. 430 ГК РФ и основанная на ней современная практика.
Сразу оговоримся о смысле, который здесь вкладывается в слово «верно». Эпоха идей о том, что существует какое-то «правильное право» или «истинное право», открытие которого является нашей задачей, эпоха идей о Божественном праве, ratio scripto или естественном праве, которые, последовательно сменяя друг друга, господствовали в Европе на протяжении почти тысячи лет, к началу XX в. завершилась. Сегодня подавляющее большинство из тех, кто пишет о праве, исходит из того, что право — это система правил, обеспечивающих порядок в обществе, меняющаяся с изменением общественной жизни.
Поэтому когда мы используем термин «верно», то не имеем в виду, что ответ на данный вопрос будет содержать истину, в каком бы смысле слово «истина» ни понималось. Задавая вопрос: «Верно ли данное правило?», — мы имеем в виду обеспечение им действительно общественного порядка и не порядка вообще, а порядка здесь и сейчас. То есть наш подход чисто практический.
Предположим, мы будем исходить из следующего правила: не любой договор, целью которого является предоставление выгоды третьему лицу, порождает право этого лица потребовать предоставления данной выгоды, а лишь такой, целью которого (и притом главной целью) является предоставление наряду с выгодой еще и права ее потребовать. Как соотнесет- ся такое правило с порядком, складывающимся сегодня в России, будет оно укреплять данный порядок или разрушать его?
В связи с этим поставим более общий вопрос: верно ли, что целью сторон при заключении соглашения может являться создание не только фактических (например, экономических), но и правовых последствий? В такой постановке вопроса на него легко ответить. Достаточно сослаться на п. 1 ст. 420 ГК РФ, где дано следующее определение договора: «Договором признается соглашение двух или нескольких лиц об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей». Это именно те соглашения, которые создают правовые последствия и признаются в российском правопорядке договорами.
Но как вычленить договоры из всех других соглашений? Как выяснить, создает ли данное соглашение права и обязанности? Всегда ли это можно определить из текста соглашения? Опять возникает та же проблема: как определить, является ли целью данного соглашения создание правовых последствий? Люди, заключая договоры, не всегда заботятся о текстуальной фиксации правовых последствий, скорее они заботятся не о правах, а о своих выгодах, об улучшении своего положения, которые они рассчитывают получить, заключая договор. При этом они полагают, что гражданское право обеспечит им получение этих выгод, улучшит их положение.
Во введении уже рассматривался этот вопрос с точки зрения двух подходов к договорному праву — догматическому и практическому. Здесь видно, зачем этому вопросу было уделено столько внимания во введении. Видно, что квалификация договоров в пользу третьего лица тесно связана с подходом, который будет использоваться: будут эти договоры, да и все договоры вообще, рассматриваться догматически или практически.
Чтобы разобраться с тем, как эта общая проблема решается в обороте, рассмотрим часто используемые соглашения, в которых сами стороны устанавливают, что эти соглашения не создают правовых последствий. Например, таковы различные секретные приложения к договорам. Стороны не предполагают обнародование этих приложений, в том числе не собираются представлять их правоприменительным органам, однако они исполняются. Таковы же и получившие широкое распространение так называемые организационные договоры. В них стороны определяют общие условия для большого количества типовых договоров, которые они планируют заключать в дальнейшем. Сегодня такой организационный договор не порождает никаких правовых последствий до тех пор, пока не будет заключен какой-либо договор из тех, что предполагалось заключать на условиях этого организационного договора. Вот, например, долгосрочный договор об организации морских перевозок грузов, предусмотренный в ст. 118 Кодекса торгового мореплавания РФ (далее — КТМ РФ). В. В. Вит- рянский пишет об этом договоре: «Долгосрочный договор об организации морских перевозок не носит для его сторон обязательного характера, а следовательно, утрачивает признаки гражданско-правового договора и выглядит как некий протокол о намерениях»[1].
Между тем в проект изменений ГК РФ[2] включена ст. 429[1]«Рамочные договоры», в п. 2 которой содержится такая норма: «К отношениям сторон, не урегулированным отдельными договорами, в том числе в случае незаключения сторонами таких договоров, подлежат применению общие условия, содержащиеся в рамочном договоре». То есть российский правопорядок стремится предоставить правовую защиту и таким соглашениям, которым пока защита не предоставляется. Если в настоящее время для применения условий организационного договора необходимо заключение другого договора на условиях организационного договора, то после вступления в силу указанной нормы в этом не будет необходимости. Фактические действия сторон будут способны породить правовые последствия, вытекающие непосредственно из рамочного договора.
Пытаясь выяснить из литературы взгляды различных авторов на то, как, руководствуясь текстом соглашения, понять, является ли оно договором, т. е. порождает ли гражданские права и обязанности, мы с удивлением обнаружили в этом отношении пробел[4]. Ни в одном из известных учебников, ни в одной монографии по современному отечественному гражданскому праву, ни в комментариях к ГК РФ нам не удалось найти указаний по этому вопросу. Приведем пример типичного комментария к п. 1 ст. 420 ГК РФ, касающегося различия в понятиях «договор» и «соглашение»: «Понятия “договор” и “соглашение” не идентичны друг другу. Если договор всегда является соглашением, то не всякое соглашение есть договор. Соглашение становится гражданско-правовым договором лишь при условии, если воля его участников направлена на достижение определенных гражданско-правовых последствий (возникновение, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей). В противном случае достигнутое соглашение не может быть квалифицировано в качестве гражданско-правового договора»[5]. Но никаких указаний на то, как в спорных ситуациях отличить соглашение, являющееся договором, от соглашения, не являющего договором, нет.
В судебной практике имеются споры, относящиеся к данной проблеме и касающиеся признания правовых последствий, возникающих при подписании протоколов о намерениях. В большинстве случаев такие протоколы признаются предварительными договорами, если в них содержатся все существенные условия подлежащего заключению договора и за ними не признается юридическая сила, если какие-либо существенные условия отсутствуют[6]. Иными словами, эти соглашения признаются договорами, если они соответствуют определенному договорному типу, описанному в ГК РФ. Как говорилось во введении, типизация договоров является очень неплохим помощником для их квалификации.
Итак, у нас нет общего правила, как при возникновении спора определять наличие правовых последствий у конкретного соглашения. Возможно, ответ на этот вопрос очевиден[7], но, как следует из приведенной литературы и практики по договорам в пользу третьих лиц, проблема существует.
Поэтому выскажем по этому вопросу свое мнение, не ссылаясь на мнения авторитетов и используя чисто практический подход. На наш взгляд, отечественное гражданское право, вычленяя договоры из всей массы заключаемых в обороте соглашений, должно действовать по такому принципу: соглашение сторон, направленное на получение его сторонами определенных выгод, порождает права и обязанности, т. е. является договором, если не доказано иное.
Подчеркнем, что этот тезис о наличии такой подразумеваемой презумпции основан не на «каких-то элементах умственного характера», а на практическом опыте работы и на соответствующем понимании правопорядка, существующего в настоящее время в России. В тех случаях, когда речь идет о предоставлении участникам оборота определенных выгод, правоприменители всегда и везде будут пытаться обнаружить права и обязанности и признают их отсутствие лишь в том случае, если в этом отношении представляются неоспоримые доказательства. Полагаем, что и в других правопорядках ситуация похожая.
Если стороны договорились о предоставлении друг другу или кому-либо каких-то выгод, значит, именно такими были общие интересы сторон, значит, каждый из участников этой договоренности ожидает, что другой исполнит обещанное и предоставит ему соответствующие выгоды, удовлетворив его интерес. Право должно защищать эти ожидания и эти интересы, если только сами стороны не решили, что они не рассчитывают на правовую защиту и не предоставляют друг другу возможности к ней обратиться.