Ломоносов о пользе русского языка

1. М.В. Ломоносов
2. Избранные произведения

В древние времена, когда славенский народ не знал употребления письменно изображать свои мысли, которые тогда были тесно ограничены для неведения многих вещей и действий, ученым народам известных, тогда и язык его не мог изобиловать таким множеством речений и выражений разума, как ныне читаем. Сие богатство больше всего приобретено купно с греческим христианским законом, когда церьковные книги переведены с греческого языка на славенский для славословия божия. Отменная красота, изобилие, важность и сила эллинского слова коль высоко почитается, о том довольно свидетельствуют словесных наук любители. На нем, кроме древних Гомеров, Пиндаров, Демосфенов и других в эллинском языке героев, витийствовали великие христианския церькви учители и творцы, возвышая древнее красноречие высокими богословскими догматами и парением усердного пения к богу. Ясно сие видеть можно вникнувшим в книги церьковные на славенском языке, коль много мы от переводу ветхого и нового завета, поучений отеческих, духовных песней Дамаскиновых и других творцев канонов видим в славенском языке греческого изобилия и оттуду умножаем довольство российского слова, которое и собственным своим достатком велико и к приятию греческих красот посредством славенского сродно. Правда, что многие места оных переводов не довольно вразумительны; однако польза наша весьма велика. При сем хотя нельзя прекословить, что сначала переводившие с греческого языка книги на славенский не могли миновать и довольно остеречься, чтобы не принять в перевод свойств греческих, славенскому

473

языку странных, однако оные чрез долготу времени слуху славенскому перестали быть противны, но вошли в обычай. И так что предкам нашим казалось невразумительно, то нам ныне стало приятно и полезно.

Справедливость сего доказывается сравнением российского языка с другими, ему сродными. Поляки, преклонясь издавна в католицкую веру, отправляют службу по своему обряду на латинском языке, на котором их стихи и молитвы сочинены во времена варварские по большой части от худых авторов, и потому ни из Греции, ни от Рима не могли снискать подобных преимуществ, каковы в нашем языке от греческого приобретены. Немецкой язык по то время был убог, прост и бессилен, пока в служении употреблялся язык латинской. Но как немецкой народ стал священные книги читать и службу слушать на своем языке, тогда богатство его умножилось, и произошли искусные писатели. Напротив того, в католицких областях, где только одну латынь, и то варварскую, в служении употребляют, подобного успеха в чистоте немецкого языка не находим.

Как материи, которые словом человеческим изображаются, различествуют по мере разной своей важности, так и российский язык чрез употребление книг церьковных по приличности имеет разные степени, высокой, посредственной и низкой. Сие происходит от трех родов речений российского языка. К первому причитаются, которые у древних славян и ныне у россиян общеупотребительны, например: бог, слава, рука, ныне, почитаю. Ко второму принадлежат, кои хотя обще употребляются мало, а особливо в разговорах, однако всем грамотным людям вразумительны, например: отверзаю, господень, насажденный, взываю. Неупотребительные и весьма обетшалые отсюда выключаются, как: обаваю, рясны, овогда, свене и сим подобные. К третьему роду относятся, которых нет в остатках славенского языка, то есть в церьковных книгах, например: говорю, ручей, которой, пока, лишь. Выключаются отсюда презренные слова, которых ни в каком штиле употребить не пристойно, как только в подлых комедиях.

От рассудительного употребления и разбору сих трех родов речений рождаются три штиля, высокой, посредственной и низкой. Первой составляется из речений славенороссийских, то есть употребительных в обоих наречиях, и из славенских, россиянам вразумительных и не

474

весьма обетшалых. Сим штилем составляться должны героические поэмы, оды, прозаичные речи о важных материях, которым они от обыкновенной простоты к важному великолепию возвышаются. Сим штилем преимуществует российский язык перед многими нынешними европейскими, пользуясь языком славенским из книг церьковных.

Средней штиль состоять должен из речений, больше в российском языке употребительных, куда можно принять некоторые речения славенские, в высоком штиле употребительные, однако с великою осторожностию, чтобы слог не казался надутым. Равным образом употребить в нем можно низкие слова; однако остерегаться, чтобы не опуститься в подлость. И словом, в сем штиле должно наблюдать всевозможную равность, которая особливо тем теряется, когда речение славенское положено будет подле российского простонародного. Сим штилем писать все театральные сочинения, в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия. Однако может и первого рода штиль иметь в них место, где потребно изобразить геройство и высокие мысли; в нежностях должно от того удаляться. Стихотворные дружеские письма, сатиры, эклоги и элегии сего штиля больше должны держаться. В прозе предлагать им пристойно описания дел достопамятных и учений благородных.

Низкой штиль принимает речения третьего рода, то есть которых нет в славенском диалекте, смешивая, со средними, а от славенских обще неупотребительных вовсе удаляться, по пристойности материй, каковы суть комедии, увеселительные эпиграммы, песни; в прозе дружеские письма, описания обыкновенных дел. Простонародные низкие слова могут иметь в них место по рассмотрению. Но всего сего подробное показание надлежит до нарочного наставления о чистоте российского штиля.

Сколько в высокой поэзии служат однем речением славенским сокращенные мысли, как причастиями и деепричастиями, в обыкновенном российском языке неупотребительными, то всяк чувствовать может, кто в сочинении стихов испытал свои силы.

Сия польза наша, что мы приобрели от книг церьковных богатство к сильному изображению идей важных и высоких, хотя велика, однако еще находим другие

475

выгоды, каковых лишены многие языки; и сие, во-первых, по месту.

Народ российский, по великому пространству обитающий, невзирая на дальнее расстояние, говорит повсюду вразумительным друг другу языком в городах и в селах. Напротив того, в некоторых других государствах, например в Германии, баварской крестьянин мало разумеет мекленбургского или бранденбургской швабского, хотя все того ж немецкого народа.

Подтверждается вышеупомянутое наше преимущество живущими за Дунаем народами славенского поколения, которые греческого исповедания держатся. Ибо хотя разделены от нас иноплеменными языками, однако для употребления славенских книг церьковных говорят языком, россиянам довольно вразумительным, которой весьма много с нашим наречием сходнее, нежели польской, невзирая на безразрывную нашу с Польшею пограничность.

По времени ж рассуждая, видим, что российский язык от владения Владимирова до нынешнего веку, больше семисот лет, не столько отменился, чтобы старого разуметь не можно было: не так, как многие народы, не учась, не разумеют языка, которым предки их за четыреста лет писали, ради великой его перемены, случившейся через то время.

Рассудив таковую пользу от книг церьковных славенских в российском языке, всем любителям отечественного слова беспристрастно объявляю и дружелюбно советую, уверясь собственным своим искусством, дабы с прилежанием читали все церьковные книги, от чего к общей и к собственной пользе воспоследует: 1) По важности освященного места церькви божией и для древности чувствуем в себе к славенскому языку некоторое особливое почитание, чем великолепные сочинитель мысли сугубо возвысит. 2) Будет всяк уметь разбирать высокие слова от подлых и употреблять их в приличных местах по достоинству предлагаемой материи, наблюдая равность слога. 3) Таким старательным и осторожным употреблением сродного нам коренного славенского языка купно с российским отвратятся дикие и странные слова нелепости, входящие к нам из чужих языков, заимствующих себе красоту из греческого, и то еще чрез латинской. Оные неприличности ныне небрежением чте-ния книг церьковных вкрадываются к нам

476

нечувствительно, искажают собственную красоту нашего языка, подвергают его всегдашней перемене и к упадку преклоняют. Сие все показанным способом пресечется; и российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку не подвержен утвердится, коль долго церьковь российская славословием божиим на славен-ском языке украшаться будет.

Сие краткое напоминание довольно к движению ревности в тех, которые к прославлению отечества природным языком усердствуют, ведая, что с падением оного без искусных в нем писателей немало затмится слава всего народа. Где древней язык ишпанской, галской, британской и другие с делами оных народов? Не упоминаю о тех, которые в прочих частях света у безграмотных жителей во многие веки чрез преселения и войны разрушились. Бывали и там герои, бывали отменные дела в обществах, бывали чудные в натуре явления; но все в глубоком неведении погрузились. Гораций говорит:

Герои были до Атрида;
Но древность скрыла их от нас,
Что дел их не оставил вида
Бессмертный стихотворцев глас.

Счастливы греки и римляне перед всеми древними европейскими народами. Ибо хотя их владения разрушились и языки из общенародного употребления вышли, однако из самых развалин сквозь дым, сквозь звуки в отдаленных веках слышен громкой голос писателей, про-поведающих дела своих героев, которых люблением и покровительством ободрены были превозносить их купно с отечеством. Последовавшие поздные потомки, великою древностию и расстоянием мест отделенные, внимают им с таким же движением сердца, как бы их современные одноземцы. Кто о Гекторе и Ахиллесе читает у Гомера без рвения? Возможно ли без гнева слышать Цицеронов гром на Катилину? Возможно ли внимать Горациевой лире, не склонясь духом к Меценату, равно как бы он нынешним наукам был покровитель?

Подобное счастие оказалось нашему отечеству от просвещения Петрова и действительно настало и основалось щедротою великия его дщери. Ею ободренные в России словесные науки не дадут никогда прийти в упадок российскому слову. Станут читать самые отдаленные веки великие дела Петрова и Елисаветина веку и, равно

477

как мы, чувствовать сердечные движения. Как не быть ныне Виргилиям и Горациям? Царствует Августа Елисавета; имеем знатных и Меценату подобных предстателей, чрез которых ходатайство ее отеческий град снабден новыми приращениями наук и художеств. Великая Москва, ободренная пением нового Парнаса, веселится своим сим украшением и показывает оное всем городам российским как вечной залог усердия к отечеству своего основателя, на которого бодрое попечение и усердное предстательство твердую надежду полагают российские музы о высочайшем покровительстве.

<Сентябрь> 1758

Ломоносов М.В. Предисловие о пользе книг церьковных в российском языке // М.В. Ломоносов. Избранные произведения. Л.: Советский писатель, 1986. С. 473—478. (Библиотека поэта; Большая серия).

© Электронная публикация — РВБ, 2004—2020. Версия 2.0 от 1 декабря 2016 г.

Михаил Васильевич Ломоносов – выдающийся, уникальный российский учёный-энциклопедист, оказавший решающее влияние на развитие российской словесности и становление русского национального литературного языка. В Предисловии к своей знаменательной работе «Русская грамматика» Михаил Васильевич высказал суждение о русском языке. Удивительным образом слова учёного, который жил в 18 веке, не потеряли своей актуальности.

Разумеется, Михаил Васильевич говорил и писал не так, как мы говорим и пишем сейчас. Если бы нашему современнику пришло в голову (как мне) задать вопросы Ломоносову, его ответы пришлось бы адаптировать. Что я и сделал (как мог), изложив знаменитую цитату из посвящения к «Русской грамматике»* в виде интервью. Немножко добавил от себя, интерпретировал. Да.

С. Добрый вечер, Михаил Васильевич! Давно хотел у Вас спросить, почему русский язык называют великим. Я слышал, что на русском говорят триста с лишним миллионов людей, причём больше половины русскоговорящих людей проживают за пределами России**. Так что же, русский язык считается великим только потому, что он широко распространён?

М.В.Л. Русский язык велик не только широтой своего распространения, но и самодостаточностью. В это трудно поверить многим россиянам, особенно тем, кто учил иностранный язык усерднее, чем русский. Однако тот, кто подойдёт к изучению русского языка без предубеждения в превосходстве иностранных языков, сам в этом удостоверится.

С. Так ведь это смотря с каким языком сравнивать.

М.В.Л. Карл Пятый…

С. Извините, Михаил Васильевич, что перебиваю. Кто это Карл Пятый?

М.В.Л. (Посмотрел на меня удивлённо). Император, который правил Священной Римской Империей. Так вот. (Ненадолго задумался). Римский император говорил, что испанский язык более других подходит для беседы с богом, французский – для разговора с друзьями, немецкий хорош для общения с неприятелями, а итальянский – с женщинами. Однако если бы Карл был знаком с русским языком, то он непременно добавил бы к сказанному, что русский язык подходит для всех перечисленных обстоятельств.

С. Это почему же?

М.В. Л. Потому что Карл заметил бы в русском языке красоту испанского, бойкость французского, силу немецкого, теплоту итальянского, а сверх того – богатый словарный состав и образную выразительность греческого и латыни. Об этом можно рассуждать долго и лучше – отдельно. Сейчас скажу лишь то, что к такому убеждению меня привело длительное изучение русского языка.

С. А я давно читаю Толковый словарь и успел сделать вывод: богатство русского языка – в разнообразии языковых средств. Например, благодаря разным значениям русских слов можно одному и тому же выражению придать множество разных оттенков. А ещё если одни и те же слова местами менять, то появляется разная интонация. К примеру: «Наша Маша тихо плачет» и «Тихо! Плачет наша Маша». Поэзия!

М.В.Л. (Улыбается). Средствами русского языка можно вполне передать красноречие Цицерона, великолепие стиля Вергилия, изящество легкого слога Овидия. Нюансы философской мысли, многообразие процессов в окружающей мире, гамму человеческих чувств – русский язык позволяет точно выразить суть любых явлений.

С. Наверное. Только почему-то не все мы это можем.

М.В. Л. (Смеётся). Если что-то не можем, то причину нужно искать не в языке, а в нашем его недостаточном знании. Тому, кто не перестаёт изучать русский язык, открывается широкое поле, а точнее, безбрежный океан возможностей.

С. Я понял, буду учиться дальше. Спасибо.

Таким был мой мысленный диалог с Ломоносовым. Короткий и ясный. По-моему, то, как я понял и «перевёл» слова Михаила Васильевича, лишний раз доказывает его правоту: русским языком можно передать суть любого вопроса. Некоторым это даже удается делать красиво, поэтически. Но не всем.

Пойду-ка я штудировать словарь, мне осталось всего пять букв. А потом… а потом будет сюрприз.

Всем здоровья, до встречи!

С чего начались мои размышления о русском языке, я описывал здесь: Архаичный русский язык. Аргументы против ахинеи

Литература: * Цитируется по: М.В. Ломоносов и Н.Н. Поповский о русском языке// Вестник Московского университета. Серия 20. Педагогическое образование. 2008. №1; **Вербицкая Людмила Алексеевна. Русский язык в России и за ее пределами// МИРС. 2014 №3;