Изобретение науки польза или вред

Посмотреть все сочинения без рекламы можно в нашем

Чтобы вывести это сочинение введите команду /id62849

Философию можно рассматривать как “упражнение для ума” Человечества, регулярные занятия которым подготовило, сделало возможным возникновение нового рода деятельности – науки. Ровно так же, как искусство является “упражнением”, подготовившим, тоже, когда-то новый род деятельности – философию. Эти три рода деятельности являются уникальными, исключительно человеческими занятиями, и их от всех прочих отличает (и объединяет) одно: они являются бесполезными с точки зрения выживания вида Homo.

По существу, в этом смысле они являются “бесполезной тратой энергии”, что не предусмотрено природой (в метафорическом смысле “предусмотрено”, конечно) и категорически не свойственно никакому больше живому существу (виду) на планете – ни животному, ни растению, ни комару – никому.

Теперь подумайте сами, “потеряло ли в весе” искусство после возникновения философии как таковой? … Экстраполируйте вывод на отношение “философия – наука”…

Это всё, просто, различные роды деятельности, с помощью которых Человек пытается прорваться за пределы возможного опыта, расширяет человеческую реальность – за границы предписанного Природой.

(заодно, чтоб два раза не вставать, и на вопрос о “Сверхчеловеке” Ф.Ницше ответил)

Преподавание истории в школе имеет смысл в первую очередь для государства: это способ воспитать в детях патриотизм на примерах из прошлого, обосновать легитимность существующего гос.устройства, вложить в умы детей идею, что все они – часть единой нации, невзирая на этнические, языковые, религиозные, имущественные различия. Особенное значение это имеет для стран с неоднородным этническим/религиозным составом или значительной иммиграцией. Именно поэтому американцы, например, такое большое значение придают своей истории, Декларации независимости, Конституции, речам Линкольна – для нации иммигрантов, к тому же пережившей гражданскую войну (которая, к слову, до сих пор для многих южан актуальна) это является способом сказать “Я свой”.  

По этой же причине не проводятся международные олимпиады школьников по истории: представьте себе, как бы соревновались российские и украинские, китайские и японские, арабские и израильские, армянские и азербайджанские школьники, если в учебниках истории их стран одним и тем же событиям придаются диаметрально противоположные трактовки?

Смотря кто так считает и что этот человек подразумевает под понятием психология…Для тех, кто не вникает в эту науку, психология – бред и чушь. А кто имеет к ней прямое отношение, тот будет несогласен с такими утверждениями….На самом деле в психологии разработан научный аппарат, много экспериментов, теории. Хотелось бы возразить предыдущему комментатору: на самом деле с точки зрения биологии объясняется только то, как работает мозг и как психика влияет на организм и наоборот… Я, как студент психфака, могу сказать: психология присутствует так или иначе везде. Мы ее просто не замечаем. Образовательные программы, планы эвакуации, различная пропаганда, реклама – основаны на психологии… 

Главным аргументом критиков психологии является то, что невозможно залезть в мысли человека, в его голову (не в череп и мозг), и узнать наверняка как он думает, что он думает. Но может наука нам это позволит в далеком будущем. Психология неточная наука, но это не значит, что это не наука. Не все подвластно математике.

Да, трудно не согласиться с тем, что многие факты сфальсифицированы. Но, во-первых, никто не отменял изучение первоисточников, а во-вторых, это еще больше подбивает к поиску истины, изучению того или иного события с разных сторон конфликта и т.д. 

К тому же, польза от изучении истории скорее не в том, чтобы знать о том, что было, а в том, чтобы разбираться в том, что есть. То есть, в процессе изучения истории вырабатываются очень важные навыки понимания причинно-следственных связей событий, умение видеть две стороны медали и объективно оценивать ситуацию и так далее, и так далее.  Зная историю на достаточно неплохом уровне, очень даже легко можно сойти за весьма эрудированного человека, разбирающегося во многих областях. 

Ведь недаром Фукидид говорил: “История — это философия в примерах”. 😉

Само выражение «это недавнее изобретение» (invention) – сравнительно недавнее, как видно из оборота, отражающего «технизирующий» взгляд на знание (и связанные с этим понятийные конструкции вроде «производства знания» и т.п.), хотя и более ранний, чем широкое распространение работ Фуко – поскольку отнюдь не обязательно предполагает логику «эпистемологических разрывов» и т.п., которая в свою очередь куда более ранняя. Впрочем, и сам Фуко отсылал к Ницше в самом радикальном из своих тезисов – историчности не знания, но самой истины.

Что касается до «историчности знания», то принятие данного тезиса является одним из основных и наиболее ранних в становлении историзма – так как последний, складываясь в последние десятилетия XVIII – первые десятилетия XIX века отталкивается как раз от демонстрируемого им разрыва в самопонимании «исторических эпох», обнаруживая одновременно «не(-полную-)переводимость» с языка одной эпохи на язык другой, т.е., например, средневековые представления о власти не могут быть переведены в привычные нам понятия, а должны быть описываемы своим собственным языком (отсюда же – становящееся одним из ключевых для исторического знания понятие «анахронизма»). Задача историка теперь мыслится не в «переводе» (напомню, что до этого была распространена практика «переписывания» истории – изложения новым языком, новым стилем, без того, что мы теперь называем «научной новизной» и т.п.) – а в истолковании.

(Я позволяю себе в ответе сосредотачиваться на истории, поскольку именно исторические исследования выступают или образцом для прочих гуманитарных, или воспринимают опыт иных дисциплин и далее тиражируют его, распространяют на прочие гуманитарные области)

Наиболее известными примерами такого рода служат «Школа “Анналов”», в особенности «первое» и «третье» поколения – но и во «втором» достаточно образцов этого рода (так, Мандру, ученик Февра, ставит вопрос об истории «запахов» в плоскости меняющегося опыта их восприятия) или «Процесс цивилизации» Норберта Элиаса. Возвращаясь к исходному, необходимо отметить, что сама логика «историзма», тесно связанная с формированием консерватизма как политической идеологии, предполагает с начала XIX века «разрыв», «изобретение» нового, т.е. история – это и есть сами разрывы и связи (последние становятся проблемой только в свете первых, поскольку возникает необходимость объяснить преемственность, сохранение одного – при исчезновении другого, «сохранность» перестает быть «само собой понятной») – и если логика либерализма и, отчасти, радикализма (в последнем случае – сложнее: можно напомнить известное выражение о близости крайне-правого и крайне-левого) отсылала к «естественному», т.е. внеисторическому, обращению к «нормальному порядку вещей», универсальным законам социальности, то консервативные интеллектуальные направления отсылали к историчности любого существующего общества и установления («универсальные законы действуют конкретно» и тем самым критика, исходящая из универсальных критериев, отвергается уже на том уровне, что проблема может заключаться не в верности критерия, но в истинности его применения).

За последние десятилетия – и припоминание Фуко здесь далеко не случайно – проблематика историчности/установленности радикально расширяется, так как охватывает и сами объяснительные конструкции, и способы их производства – с чем связана двойная реакция на работы Фуко историков. После первоначального одобрения она сменяется весьма скептическим отношением – по мере того, как становилась ясна принципиально разность вопросов. Изначально Фуко был принят благосклонно во многом в силу непонимания его работ – как еще одна работа («История безумия…») на привычную тему, об изменчивости понятий и образов, тогда как историзация истины переводит вопрос с уровня изменения ментального инструментария, которым мы работаем с реальностью, на уровень, когда сама «реальность» оказывается, если угодно, «изобретением», причем подобное говорение остается непрозрачным для себя самого, а «изобретение» теперь – это то, что делает «видимым» другое, по отношение к чему оно выступает как изобретение (смысл задается через оппозиции).