Что пользы в нем пушкин
À.Ñ.Ïóøêèí. «ÏÎÝÒ È ÒÎËÏÀ»
Procul este, profani
Ïîýò ïî ëèðå âäîõíîâåííîé
Ðóêîé ðàññåÿííîé áðÿöàë.
Îí ïåë à õëàäíûé è íàäìåííûé
Êðóãîì íàðîä íåïîñâÿùåííûé
Åìó áåññìûñëåííî âíèìàë.
È òîëêîâàëà ÷åðíü òóïàÿ:
«Çà÷åì òàê çâó÷íî îí ïî¸ò?
Íàïðàñíî óõî ïîðàæàÿ,
Ê êàêîé îí öåëè íàñ âåä¸ò?
Î ÷¸ì áðåí÷èò? ×åìó íàñ ó÷èò?
Çà÷åì ñåðäöà âîëíóåò, ìó÷èò,
Êàê ñâîåíðàâíûé ÷àðîäåé?
Êàê âåòåð, ïåñíü åãî ñâîáîäíà,
Çàòî, êàê âåòåð, è áåñïëîäíà
Êàêàÿ ïîëüçà íàì îò íåé?»
Ïîýò
Ìîë÷è, áåññìûñëåííûé íàðîä,
Ïîä¸íùèê, ðàá íóæäû, çàáîò!
Íåñíîñåí ìíå òâîé ðîïîò äåðçêèé!
Òû ÷åðâü çåìëè, íå ñûí íåáåñ;
Òåáå áû ïîëüçû âñ¸ íà âåñ
Êóìèð òû öåíèøü Áåëüâåäåðñêèé.
Òû ïîëüçû, ïîëüçû â í¸ì íå çðèøü.
Íî ìðàìîð ñåé âåäü áîã! Òàê ÷òî æå?
Ïå÷íîé ãîðøîê òåáå äîðîæå:
Òû ïèùó â í¸ì ñåáå âàðèøü.
×åðíü
Íåò, åñëè òû íåáåñ èçáðàííèê,
Ñâîé äàð, áîæåñòâåííûé ïîñëàííèê,
Âî áëàãî íàì óïîòðåáëÿé,
Ñåðäöà ñîáðàòüåâ èñïðàâëÿé.
Ìû ìàëîäóøíû, ìû êîâàðíû,
Áåññòûäíû, çëû, íåáëàãîäàðíû;
Ìû ñåðäöåì õëàäíûå ñêîïöû,
Êëåâåòíèêè, ðàáû, ãëóïöû
Ãíåçäÿòñÿ êëóáîì â íàñ ïîðîêè!
Òû ìîæåøü, áëèæíåãî ëþáÿ,
Äàâàòü íàì ñìåëûå óðîêè,
À ìû ïîñëóøàåì òåáÿ.
Ïîýò
Ïîäèòå ïðî÷ü êàêîå äåëî
Ïîýòó ìèðíîìó äî âàñ!
 ðàçâðàòå êàìåíåéòå ñìåëî,
Íå îæèâèò âàñ ëèðû ãëàñ!
Äóøå ïðîòèâíû âû, êàê ãðîáû,
Äëÿ âàøåé ãëóïîñòè è çëîáû
Èìåëè âû äî ñåé ïîðû
Áè÷è, òåìíèöû, òîïîðû
Äîâîëüíî ñ âàñ, ðàáîâ áåçóìíûõ!
Âî ãðàäàõ âàøèõ ñ óëèö øóìíûõ
Ñìåòàþò ñîð ïîëåçíûé òðóä!
Íî, ïîçàáûâ ñâî¸ ñëóæåíüå,
Àëòàðü è æåðòâîïðèíîøåíüå,
Æðåöû ëü ó âàñ ìåòëó áåðóò?
Íå äëÿ æèòåéñêîãî âîëíåíüÿ,
Íå äëÿ êîðûñòè, íå äëÿ áèòâ
Ìû ðîæäåíû äëÿ âäîõíîâåíüÿ,
Äëÿ çâóêîâ ñëàäêèõ è ìîëèòâ!
Ýòî ñòèõîòâîðåíèå çàèíòåðåñîâàëî ìåíÿ òåìîé è æàíðîì. Ìíå çàõîòåëîñü ïîíÿòü, ÷òî Ïóøêèí õîòåë èì ñêàçàòü, à ãëàâíîå íà ÷üåé îí ñòîðîíå: Ïîýòà èëè òîëïû. Ðàçóìååòñÿ, âíà÷àëå ÿ ïîïûòàëàñü îáðàòèòüñÿ ê âûñêàçûâàíèÿì ó÷¸íûõ, ëèòåðàòóðîâåäîâ è ôèëîñîôîâ. Ê ñâîåìó óäèâëåíèþ, ÿ íå íàøëà íè îäíîãî ìíåíèÿ, ñ êîòîðûì ÿ áû áûëà ñîãëàñíà.
Ìíå êàæåòñÿ, ÷òî â ïåðâóþ î÷åðåäü ñòîèò ïðîàíàëèçèðîâàòü òâîð÷åñêèå è áèîãðàôè÷åñêèå îáñòîÿòåëüñòâà íàïèñàíèÿ ñòèõîòâîðåíèÿ, åñëè ìû õîòèì ïðîÿñíèòü äëÿ ñåáÿ åãî ñìûñë. Ñòèõîòâîðåíèå «Ïîýò è òîëïà» äàòèðóåòñÿ 1828 ã. Ýòî áûë ãîä èíòåíñèâíûõ ñòðàíñòâèé ìåæäó äâóìÿ ñòîëèöàìè è äåðåâíåé, ïîèñêîâ íåâåñòû; ýòî áûë ãîä ñóäåáíûõ ðàçáèðàòåëüñòâ ïî äåëó î ñòèõîòâîðåíèè «Àíäðå Øåíüå» è îá àâòîðñòâå «Ãàâðèèëèàäû». Ýòî áûë ãîä ãëóáî÷àéøåãî êðèçèñà âî âíóòðåííåé æèçíè Ïóøêèíà, êîãäà áûëè íàïèñàíû ñòðîêè: «Äàð íàïðàñíûé, äàð ñëó÷àéíûé, æèçíü, çà÷åì òû ìíå äàíà
», âûçâàâøèå ñòèõîòâîðíóþ ïîëåìèêó ìèòðîïîëèòà Ôèëàðåòà.  òîì æå ãîäó ó Ïóøêèíà ïîÿâëÿåòñÿ ïîêàÿííîå «Âîñïîìèíàíèå»: «È ãîðüêî æàëóþñü, è ãîðüêî ñë¸çû ëüþ, íî ñòðîê ïå÷àëüíûõ íå ñìûâàþ»
Â.Ñ. Íåïîìíÿùèé ñâÿçûâàåò ïóøêèíñêèé êðèçèñ êîíöà 1820-õ ãîäîâ ñ îùóùåíèåì åãî âèíû çà âíåøíåå áëàãîïîëó÷èå ïî ñðàâíåíèþ ñ äðóçüÿìè-äåêàáðèñòàìè: «È ÿ áû ìîã, êàê øóò » (ïîäïèñü ïîä ðèñóíêîì âèñåëèöû â ÷åðíîâèêàõ Ïóøêèíà). Âåäü íå ñêîïëåíèå äóðíûõ ïðèìåò íå ïóñòèëî åãî â Ïåòåðáóðã â êàíóí 14 äåêàáðÿ. Îí çíàë, êîãäà áóäåò âîññòàíèå. Íî íå ïîåõàë íå ïîòîìó, ÷òî èñïóãàëñÿ. Ñêîðåå óæ íà ïåðåïóòüå æèçíåííûõ äîðîã «øåñòèêðûëûé ñåðàôèì» åìó óêàçàë åãî ïóòü. Òî åñòü ïðîèçîøëî ãðàíäèîçíîå ñîáûòèå âíóòðåííåé æèçíè: Ïóøêèíó áûëî ÿâëåíî åãî ïðåäíàçíà÷åíèå ïðåäíàçíà÷åíèå ïîýòà, áîæåñòâåííîå «âîççâàíèå», ðàäè ÷åãî ñëåäîâàëî ïîæåðòâîâàòü âñåì îñòàëüíûì, è óæ òåì áîëåå äàâíî ïåðåæèòûìè ðåâîëþöèîííûìè èäåÿìè.
Òåìà ïîýòà è åãî îòëè÷èÿ îò íå-ïîýòîâ çâó÷èò â ðÿäå ñòèõîòâîðåíèé ïåðèîäà ïîñëå ññûëêè è ïîñëå «Ïðîðîêà». Èõ ïðèíÿòî óñëîâíî îáúåäèíÿòü â òàê íàçûâàåìóþ ñòèõîòâîðíóþ òðèëîãèþ î ïîýòå.  1827 ãîäó ñîçäàíî ñòèõîòâîðåíèå «Ïîýò».  í¸ì Ïóøêèí ïðîòèâîïîñòàâëÿåò äâå ñèòóàöèè: ÷òî ïðîèñõîäèò ñ ïîýòîì, «ïîêà íå òðåáóåò ïîýòà ê ñâÿùåííîé æåðòâå Àïîëëîí», è ÷òî «ëèøü áîæåñòâåííûé ãëàãîë äî ñëóõà ÷óòêîãî êîñí¸òñÿ». Ê 1828 ãîäó îòíîñèòñÿ ðàññìàòðèâàåìîå íàìè ñòèõîòâîðåíèå «Ïîýò è òîëïà».  òå æå ãîäû âîçíèêàåò ïîâåñòü «Åãèïåòñêèå íî÷è», à â 1830 ñîçäà¸òñÿ ñîíåò «Ïîýòó», ãäå ïðîâîçãëàøåíà íåçàâèñèìîñòü òâîð÷åñòâà îò ìíåíèÿ òîëïû: «Òû öàðü. Æèâè îäèí; äîðîãîþ ñâîáîäíîé èäè, êóäà âëå÷¸ò òåáÿ ñâîáîäíûé óì
Òû ñàì ñâîé âûñøèé ñóä, âñåõ ñòðîæå îöåíèòü óìååøü òû ñâîé òðóä
»  Áîëäèíå îñåíüþ íàïèñàíà ïîëåìè÷åñêàÿ, çàäèðèñòàÿ ïîýìà «Äîìèê â Êîëîìíå» ñ òîé æå èäååé ñâîáîäû òâîð÷åñòâà.
Áåç ñîìíåíèÿ, äàííàÿ òâîð÷åñêàÿ öåëü ñâÿçàíà áûëà ñ òîãäàøíåé ñèòóàöèåé â æóðíàëèñòèêå, êîòîðàÿ áîëüøå íàïîìèíàëà ïîëèöèþ, òðåáóÿ, ÷òîáû ñî÷èíèòåëè âîñõâàëÿëè ïîäâèãè íèêîëàåâñêîé àðìèè íà Êàâêàçå è â Ïîëüøå.
Ïîçäíåéøóþ ïóøêèíèñòèêó ïðèâëåêàëî ñòèõîòâîðåíèå «Ïîýò è òîëïà». Î í¸ì ïèñàëè Â.Ã. Áåëèíñêèé, Ä.È. Ïèñàðåâ, Ì.Í. Êàòêîâ, Â.Ñ. Ñîëîâü¸â, Â.Â. Âåðåñàåâ, Þ.Í. Òûíÿíîâ, ãîâîðèëè È.Ñ. Àêñàêîâ, À.À. Áëîê. Íî ÷òî ïðèìå÷àòåëüíî êàæäûé àâòîð íèìàëî íå èíòåðåñîâàëñÿ ñìûñëîì ñòèõîòâîðåíèÿ, à òîëüêî íàõîäèë â í¸ì ïîäòâåðæäåíèÿ ñâîèõ ìûñëåé èëè ïðîòèâîðå÷èÿ èì. Âåäü òåìà òâîð÷åñòâà è èñêóññòâà âîëíóåò êàæäîãî õóäîæíèêà.
Òàê, Áåëèíñêèé è Ïèñàðåâ, ïðîòèâîïîëîæíûì îáðàçîì îöåíèâàÿ òåêñò, ñîãëàñíû â îäíîì: ÷òî ìíåíèå ïîýòà èç ñòèõîòâîðåíèÿ ýòî ìíåíèå Ïóøêèíà. È.Ñ. Àêñàêîâ òàêæå ñ÷èòàåò ïîñëåäíåå ÷åòâåðîñòèøèå ïîýòè÷åñêèì êðåäî ñàìîãî àâòîðà. È äëÿ Êàòêîâà «â èñïîâåäè ïîýòà âûðàçèëàñü íåâîëüíî ëè÷íîñòü ñàìîãî Ïóøêèíà». Â.Ñ. Ñîëîâü¸â, â îòëè÷èå îò íèõ, óâèäåë â ïðîèçâåäåíèè îïðåäåë¸ííûé êîíôëèêò, áîðüáó «çà áåçóñëîâíûå ïðàâà âäîõíîâåíèÿ». Â.Â. Âåðåñàåâ, êàê èçâåñòíî, ðàññìàòðèâàë ëè÷íîñòü Ïóøêèíà «â äâóõ ïëàíàõ», òàê ÷òî äàííîå ñòèõîòâîðåíèå ïðåêðàñíî èëëþñòðèðîâàëî åãî êîíöåïöèþ. Îí îòêàçûâàåò òâîðöó, ãåíèþ â ïðàâå èíòåðåñîâàòüñÿ «æèòåéñêèìè âîëíåíèÿìè», «çàáîòèòüñÿ î íóæäàõ íèçêîé æèçíè». À.À. Áëîê ïîä ïîýòîì è òîëïîé ïîäðàçóìåâàåò íå÷òî ñâî¸, ñîâðåìåííîå åìó, æèâîòðåïåùóùåå, ãëóáîêî ëè÷íîå, âûñòðàäàííîå.
Þ.Í. Òûíÿíîâ, êàñàÿñü ñòèõîòâîðåíèÿ, àêöåíòèðóåò âíèìàíèå íà èñòîðèêî-ëèòåðàòóðíîì àñïåêòå: «Êîíêðåòíàÿ íàïðàâëåííîñòü ïüåñû ïðîòèâ ñîâðåìåííîé Ïóøêèíó îôèöèàëüíîé æóðíàëüíîé êðèòèêè: òàêîâû íàïàäêè íà òðåáîâàíèÿ ïðÿìîé äèäàêòèêè, èñõîäèâøèå ãëàâíûì îáðàçîì îò Áóëãàðèíà». Òî åñòü äëÿ íåãî íåñîìíåííî, ÷òî ó äàííîãî ñî÷èíåíèÿ åñòü àáñîëþòíî êîíêðåòíàÿ, çëîáîäíåâíàÿ, ñèþìèíóòíàÿ öåëü.
Êàê íàì êàæåòñÿ, íå â ýòîì äåëî, íå äëÿ ýòîãî Ïóøêèí ïèñàë ñâî¸ äðàìàòèçèðîâàííîå ñòèõîòâîðåíèå. Ìíîãèå âåùè îñòàëèñü âíå ïîëÿ çðåíèÿ èíòåðïðåòàòîðîâ.
Íàïðèìåð, â ÷¸ì ñìûñë äðàìàòèçèðîâàííîé ôîðìû ñòèõîòâîðåíèÿ? Êòî ñ÷èòàåò ëèðó «âäîõíîâåííîé», à ðóêó ïîýòà «ðàññåÿííîé»? ×òî ñëåäóåò èç òàêîé îöåíêè? Äëÿ êîãî íàðîä «õëàäíûé», «íàäìåííûé», «íåïîñâÿùåííûé», îäíèì ñëîâîì, «÷åðíü òóïàÿ»? Äëÿ ïåðñîíàæåé èëè æå äëÿ ñàìîãî àâòîðà? Âñå ýòè ñëîâà â íà÷àëå ïðîèçâåäåíèÿ äàíû îò ëèöà àâòîðà. Ýòî, òàê ñêàçàòü, «ïðåäëàãàåìûå îáñòîÿòåëüñòâà». Çàòåì ïîâåñòâîâàíèå ñìåíÿåòñÿ íåïîñðåäñòâåííûì äèàëîãîì äåéñòâóþùèõ ëèö.
Íàì êàæåòñÿ íåïðàâèëüíûì ïðèïèñûâàòü ñàìîìó Ïóøêèíó ìíåíèå êàêîé-òî îäíîé ñòîðîíû, õîòÿ áû äàæå è Ïîýòà. Äðàìàòèçèðîâàííàÿ ôîðìà âûáðàíà äëÿ òîãî, ÷òîáû ïîêàçàòü îáúåêòèâíóþ èñòèíó, ÷òîáû ïîñòàâèòü ïåðåä ÷èòàòåëåì âîïðîñû, íà êîòîðûå îí äîëæåí íàéòè îòâåòû ñàì.
Ïî ìíåíèþ òóïîé ÷åðíè, ïîýò ïî¸ò çâó÷íî, ïðè ýòîì íàïðàñíî óõî ïîðàæàÿ. ×åðíü çàäà¸òñÿ âîïðîñàìè î «ñâåðõçàäà÷å», òåìàòèêå áðåí÷àíèÿ è äèäàêòè÷åñêîé öåëè ïîýòà. Îíà ïðèçíà¸ò âîçäåéñòâèå ïîýòà íà å¸ ñåðäöà è ñðàâíèâàåò åãî ñ ÷àðîäååì, ïðè÷¸ì ñâîåíðàâíûì, à íå êàêèì-íèáóäü òàì ïîêîðíûì, èëè êóïëåííûì. Òîëïå íå ÷óæäû ñðàâíåíèÿ: «Êàê âåòåð, ïåñíü åãî ñâîáîäíà» âðîäå, õîðîøî. «Çàòî, êàê âåòåð, è áåñïëîäíà» à ýòî óæå íå íðàâèòñÿ òîëïå. Ó íå¸ âîçíèêàåò âîïðîñ î ïîëüçå âûøåóïîìÿíóòîé ïåñíè. Ïîñêîëüêó ñ ñàìîãî íà÷àëà ÷åðíü ñ÷èòàëà, ÷òî ïîýò íàïðàñíî ïîðàæàåò åé óõî, ïîñëåäíèé âîïðîñ, ïî-ìîåìó, ðèòîðè÷åñêèé.
Ïîýò â ñâî¸ì îòâåòå íå âûãëÿäèò íè àäðåñàòîì «áîæåñòâåííîãî ãëàãîëà», íè ÷åëîâåêîì âûñîêîé êóëüòóðû, íè ïðîñòî äæåíòëüìåíîì. Ýòî ïëîùàäíàÿ òîðãîâêà: ÷òî íè ñëîâî, òî ðóãàòåëüñòâî. Ïîýò îáâèíÿåò òîëïó, ÷òî îíà öåíèò âñ¸ íà âåñ, äàæå ìðàìîðíóþ ñòàòóþ ãðå÷åñêîãî áîãà ïîêðîâèòåëÿ èñêóññòâ Àïîëëîíà. Ïå÷íîé ãîðøîê â åãî ðåïëèêå ñòàíîâèòñÿ ñèìâîëîì «íóæä íèçêîé æèçíè», ÷òî âîçìóòèëî ðåâîëþöèîíåðà-äåìîêðàòà Ïèñàðåâà: ìîë, à ñàì-òî ïîýò èç ÷åãî êàøó êóøàåò?!
Íà ýòî áåññìûñëåííûé íàðîä, êîòîðîìó ïîýò îòêàçûâàåò â ïðàâå áûòü ñûíîì íåáåñ, îòâå÷àåò îáîñíîâàííîé äåðçîñòüþ: ìîë, ðàç ìû òàêèå ïëîõèå, à òû òàêîé óìíûé, òî ñåðäöà ñîáðàòüåâ èñïðàâëÿé, äàâàé íàì ñìåëûå óðîêè à ìû ïîñëóøàåì òåáÿ! Èçäåâàòåëüñêàÿ èíòîíàöèÿ òàê è ñëûøèòñÿ çäåñü!
Ïîýò â ïîñëåäíåì ìîíîëîãå çðèòåëüíî ïîäíèìàåòñÿ íà êîòóðíû. Îí âåëè÷åñòâåííî ïîñûëàåò òîëïó ïî èçâåñòíîìó àäðåñó, ÷òî, âïðî÷åì, ïåðåêëèêàåòñÿ ñ ëàòèíñêèì ýïèãðàôîì, â ïåðåâîäå: «Ïðî÷ü, íåïîñâÿù¸ííûå!» ïîøëè âîí, ïðîôàíû! Îí ñåáÿ íàçûâàåò «ìèðíûì», ïðÿìî êàê öàðü Äàäîí, êîãäà ïîä ñòàðîñòü çàõîòåë îòäîõíóòü îò ðàòíûõ äåë!
Ïîýòó íåò äåëà äî ïðàãìàòè÷íîé òîëïû. Îí ïîñûëàåò å¸ «êàìåíåòü» â å¸ ðàçâðàòå (íå ñâÿçàí ëè ýòîò ãëàãîë èäåéíî ñ öåëîé ãàëåðååé îáðàçîâ æèâîãî íåæèâîãî ó Ïóøêèíà Êàìåííûé ãîñòü, Çîëîòîé ïåòóøîê, Ïèêîâàÿ äàìà è ò.ä.?).
«Íå îæèâèò âàñ ëèðû ãëàñ!» ïàðàëëåëüþ ê ýòîé ñòðî÷êå ïîòîì ïðîçâó÷èò îò ëèöà ñàìîãî Ïóøêèíà, áåç âñÿêîãî òåàòðàëèçîâàííîãî ýôôåêòà: «×óâñòâà äîáðûå ÿ ëèðîé ïðîáóæäàë», ìåæäó ïðî÷èì! Ïîýò èç ñòèõîòâîðåíèÿ îêàçàëñÿ íåñîñòîÿòåëåí â ñâîåé íðàâñòâåííîé äåÿòåëüíîñòè, â ÷¸ì è ïðèçíà¸òñÿ. «Äóøå ïðîòèâíû âû, êàê ãðîáû» èíñòèíêòèâíûé ñòðàõ ñìåðòè ïåðåíîñèòñÿ íà ìåðòâåöîâ (äóõîâíûõ, òî áèøü, íà
«ì¸ðòâûå äóøè»!) è íà èõ «îäåæäó» ãðîáû. À ñ äóøåâíûìè íåäîñòàòêàìè ïîýò ïðåäëàãàåò áîðîòüñÿ ñòàðûìè, èñïûòàííûìè ñðåäñòâàìè, íå èìåþùèìè îòíîøåíèÿ ê ïîýçèè, çàòî ïîëåçíûìè: «áè÷è, òåìíèöû, òîïîðû». Ïîñëåäíèå ñòðîêè ïîêàçûâàþò ñàìîèäåíòèôèêàöèþ çàðâàâøåãîñÿ ïîýòà, íå æåëàþùåãî ñìåòàòü ñîð ñ óëèö, ñî æðåöàìè. Çàíàâåñ.
Êòî òóò ïðàâ? Ìíå êàæåòñÿ, ÷òî íèêòî. Áîëåå òîãî, âñïîìíèâ åù¸ îäíîãî ïóøêèíñêîãî ãåðîÿ, ÿ íàøëà ó íåãî îáùåå ñ îáåèìè ñïîðÿùèìè ñòîðîíàìè. Ïåðñîíàæ ìàëåíüêîé òðàãåäèè Ñàëüåðè, êàê Ïîýò ñòèõîòâîðåíèÿ, ñ÷èòàåò èñêóññòâî ñôåðîé äëÿ èçáðàííûõ è, êàê òîëïà, òðåáóåò îò íåãî ïðàêòè÷åñêîé êîíêðåòíîé, îñÿçàåìîé ïîëüçû. «×òî ïîëüçû, åñëè Ìîöàðò áóäåò æèâ è íîâîé âûñîòû åù¸ äîñòèãíåò?» Ñàëüåðè êàê áû âêëþ÷àåòñÿ â òîëïó èç ñòèõîòâîðåíèÿ, òðåáóÿ ïîëüçû îò èñêóññòâà è îò òâîðöà. Ïîíÿòíî, ÷òî Ïóøêèí íå ñîãëàñåí ñ òàêèì ìíåíèåì. «Öåëü õóäîæåñòâà åñòü èäåàë», ïèñàë îí.
Ñàëüåðè ïðè÷èñëÿåò ñåáÿ ê «÷àäàì ïðàõà», â êîòîðûõ «ïåñíè ðàéñêèå» âîçìóùàþò «áåñêðûëûå æåëàíüÿ». «Çà÷åì áðåí÷èò? ×åìó íàñ ó÷èò? Çà÷åì ñåðäöà âîëíóåò, ìó÷èò, êàê ñâîåíðàâíûé ÷àðîäåé?» ñïðàøèâàåò òîëïà è ïðè ýòîì ïî÷åìó-òî âîçìóùàåòñÿ, ÷òî å¸ íàçûâàþò «ðàáîì íóæäû», «÷åðâåì çåìëè».
Âîçðàæåíèå ïîýòà: «Íî, ïîçàáûâ ñâî¸ ñëóæåíüå, àëòàðü è æåðòâîïðèíîøåíüå, æðåöû ëü ó âàñ ìåòëó áåðóò?» êàê íè ñòðàííî, òîæå íàïîìèíàåò ðàçìûøëåíèÿ Ñàëüåðè, êîòîðûé ñ÷èòàåò ñåáÿ ïðèíàäëåæàùèì ê «æðåöàì, ñëóæèòåëÿì ìóçûêè», íå äîïóñêàåò ñìåøèâàíèÿ «ñâÿùåííîãî äàðà», «áåññìåðòíîãî ãåíèÿ» ñ ïðîÿâëåíèÿìè ïîâñåäíåâíîé æèâîé æèçíè.
Äà, èñêóññòâî íå èìååò ïðàêòè÷åñêîé, ñèþìèíóòíîé, ìàòåðèàëüíîé ïîëüçû. Íî îáîñîáëÿòüñÿ îò æèçíè ÷åëîâåê èñêóññòâà íå âïðàâå. Èíà÷å, âûíåñÿ æèçíü çà ñêîáêè, îí ïðèíåñ¸ò å¸ â æåðòâó èñêóññòâó, à «òîãäà á íå ìîã è ìèð ñóùåñòâîâàòü», ïîòîìó ÷òî ýòàêèé «æðåö» óíè÷òîæèë áû åãî ðàäè ïðåêðàñíîé èäåè.
Òàêîé âûâîä ñäåëàëà ÿ èç äàííîãî ñòèõîòâîðåíèÿ. Ê ñîæàëåíèþ, ðåàëüíàÿ æèçíü òîëüêî ïîäòâåðæäàåò ýòè, íà ïåðâûé âçãëÿä, «èçìûøëåíèÿ».
Да-да, и во времена Пушкина (1799-1837) случился карантин. Виной всему была холера. Два года подряд — осенью 1830 и летом 1831 года — Пушкин жил под знаком эпидемии холеры.
Пушкин, акварель П. Ф. Соколова, по словам фотографа императорского двора С. Л. Левицкого: “это единственный настоящий Пушкин”
Холера — острая кишечная инфекция, вызываемая бактериями вида Vibrio cholerae.
Это сейчас о холере известно многое, от нее имеются вакцины, а во времена Пушкина она была неизвестной и новой болезнью. Как сейчас коронавирус COVID-19. Однако страшнее и чудовищнее.
Эпидемия холеры началась в Индии и охватила все страны, только аномально холодная зима 1823-1824 года смогла остановить ее. Ненадолго. В 1826 году холера достигла восточных границ Российской империи. В 1829 году она уже была в Оренбурге. В сентябре 1830 года докатилась до Москвы.
Правительство пыталось поставить заслон эпидемии. Была создана комиссия по борьбе с новой болезнью во главе с медицинским светилом пушкинского времени Матвеем Яковлевичем Мудровым (умер от холеры в 1831 году). Издавались наставления по борьбе с холерой (кстати, советские рекомендации от холеры были такие же, как и сейчас — чаще мыть руки). Безуспешно. В течение 1830 года была поражена 31 губерния. Из 68 тысяч заболевших умерло более половины.
Медицинская терминология пушкинских времен различала болезни «заразные», или «прилипчивые», которые передавались контактом, и «поветрия», передающиеся по воздуху. О том, как возникает холера, спорили бесконечно.
Прохор Алексеевич Чаруковский (русский терапевт, профессор) перечислил семь «влияний», содействующих происхождению холеры (!). Среди них испуг, страх, огорчение… Вот такие в XIX веке были врачи. Не зная что делать, решили главным способом защиты избрать карантины.
Население Москвы впало в панику. Кто мог, спешил уехать. За 12 дней Москву покинули 60 тысяч человек (!).
Характерная черта крепостной зависимости в России: пропускались лишь люди, едущие в каретах и колясках. То есть богатые. Пеший люд поворачивался обратно.
Не были подготовлены к страшной болезни и врачи. Они путали холеру с чумой. Вот почему Пушкин в своих письмах тоже путает эти болезни. Врачи даже спорили о заразительности болезни, что для сегодняшних дней удивительно.
Знаете ли, что даже медики не скоро поймут холеру. Тут все лекарство один courage, courage* и больше ничего.
По воспоминаниям современников Пушкина
* Бодрость духа
В 1830 году Пушкин повторно сватается к Наталье Гончаровой и наконец-таки получает согласие от будущей тещи. Отец дарит ему к свадьбе небольшую деревеньку Кистенево. Крестьяне тут жили в большой нужде, 1/4 домов были покрыты тесом и топились по-белому, остальные подслеповатые курные избенки, крытые соломой. Весной жители уходили на Волгу в бурлаки, в Оренбургские степи гуртовщиками и в Самарскую губернию — жать пшеницу.
А.К. Саврасов Пейзаж с избушкой. Примерно такие покосившиеся избы, крытые соломой, и были в деревеньке Кистенево
Поэт едет в Нижегородскую область, чтобы вступить во владение. Однако последняя встреча с матерью невесты была безобразна, Пушкин расстроен и находится в подавленных чувствах. Что ему холера? Он решает не быть малодушным и продолжить путь.
Едва успел я приехать, как узнаю, что около меня оцепляются деревни, учреждаются карантины. Народ ропщет, мятежи вспыхивают то там, то здесь нелепые. Я занялся моими делами, перечитывая Кольриджа, сочиняя сказочки и не ездя по соседям.
Вот так холерный карантин задержал поэта.., но не сломил его дух. Вскоре после приезда он написал стихотворения «Бесы» и «Элегия». А 13 сентября сочинил «Сказку о попе и о работнике его Балде».
…приехал я в деревню и отдыхаю. Около меня холера морбус. … Знаешь ли, что это за зверь? того и гляди, что забежит в Болдино, да всех нас перекусает! … Ах, мой милый! что за прелесть здешняя деревня! вообрази: степь да степь; соседей ни души, езди верхом, сколько душе угодно, пиши дома, сколько вздумается, никто не помешает.
Из письма Пушкина Плетнёву
По воспоминаниям болдинских старожилов, курчавый барин каждый день ездил верхом, записывал, какие леса, какие травы растут и каждый день принимал ванну — ему готовили кадушку с горячей водой.
В конце сентября Пушкин очевидно понимает опасность болезни, да и в карантине он сам боится зачахнуть. Он решает попытаться уехать из Болдина.
Мне объявили, что устроено 5 карантинов отсюда до Москвы, и в каждом мне придется провести четырнадцать дней; сосчитайте хорошенько и притом представьте себе, в каком я должен быть сквернейшем настроении! К довершению благополучия, начался дождь, с чем, конечно, чтобы не перестать до самого санного пути… Будь проклят тот час, когда я решился оставить вас… Я бешусь. … и эта чума, с ее карантинами, — разве это не самая дрянная шутка, какую судьба могла придумать?
А. С. Пушкин своей будущей жене Н. Н. Гончаровой, 30 сентября 1830, Болдино
На самом деле до Москвы было устроено не 5, а 14 карантинов (!)
Все неудачно. Пушкину пришлось возвратиться в Болдино и даже стать надзирателем участка. Он просвещал крестьян, даже проводил проповеди.
И лишь в конце ноября Пушкин выезжает из Болдино.
Вот до чего мы дожили — что рады, когда нас на две недели посадят под арест в грязной избе к ткачу, на хлеб и воду.
Пушкин в карантине в Платаве
С 6 декабря оцепление Москвы сняли, и Пушкин помчался в Москву.
Что написал Александр Сергеевич за три месяца «болдинского сидения»:
- Около 30 стихотворений, среди них «Бесы», «Заклинание», «Элегия», «Моя родословная»
- «Сказку о попе и о работнике его Балде»
- «Повести Белкина»: «Метель», «Барышня-крестьянка», «Станционный смотритель», «Выстрел», «Гробовщик»
- две главы «Евгения Онегина»
- «Маленькие трагедии»: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы»
- «Домик в Коломне»
Что думал Пушкин о холере
- Считал родиной болезни Индию.
- Думал, что она «не прилипчива», поскольку «находится в воздухе».
- Верил, что холера может возникнуть от простуды.
- Считал, что бодрость духа и душевное спокойствие способны побороть холеру. «Купаться в хлоровой воде, пить мяту и не предаваться унынию», — вот что советовал Пушкин.
- Резко критиковал правительственные меры, направленные против холеры. Особенно карантины. Считал, что карантины приносят большой хозяйственный ущерб. Карантины парализовывали жизнь страны и вызывали общее недовольство. Оно усугублялось тем, что лица, путешествующие в собственных экипажах, пропускались, тогда как люди победнее задерживались. Пушкин знал, что за серебряный рубль можно было избежать задержки в карантине.
В прошлом году карантины остановили всю промышленность, заградили путь обозам, привели в нищету подрядчиков и извозчиков, прекратили доходы крестьян и помещиков и чуть ли не взбунтовали 16 губерний.
Дневниковая запись Пушкина о беспорядках (26 июля 1831 года)
Автопортрет, Пушкин на карантине (1829 год, Гумранский карантин)
СЦЕНА I
Комната.
Сальери
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет – и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма.
Родился я с любовию к искусству;
Ребёнком будучи, когда высоко
Звучал орган в старинной церкви нашей,
Я слушал и заслушивался – слёзы
Невольные и сладкие текли.
Отверг я рано праздные забавы;
Науки, чуждые музыке, были
Постылы мне; упрямо и надменно
От них отрекся я и предался
Одной музыке. Труден первый шаг
И скучен первый путь. Преодолел
Я ранние невзгоды. Ремесло
Поставил я подножием искусству;
Я сделался ремесленник: перстам
Придал послушную, сухую беглость
И верность уху. Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул, в науке искушенный,
Предаться неге творческой мечты.
Я стал творить; но в тишине, но в тайне,
Не смея помышлять ещё о славе.
Нередко, просидев в безмолвной келье
Два, три дня, позабыв и сон и пищу,
Вкусив восторг и слёзы вдохновенья,
Я жёг мой труд и холодно смотрел,
Как мысль моя и звуки, мной рожденны,
Пылая, с лёгким дымом исчезали.
Что говорю? Когда великий Глюк
Явился и открыл нам новы тайны
(Глубокие, пленительные тайны),
Не бросил ли я всё, что прежде знал,
Что так любил, чему так жарко верил,
И не пошёл ли бодро вслед за ним
Безропотно, как тот, кто заблуждался
И встречным послан в сторону иную?
Усильным, напряжённым постоянством
Я наконец в искусстве безграничном
Достигнул степени высокой. Слава
Мне улыбнулась; я в сердцах людей
Нашёл созвучия своим созданьям.
Я счастлив был: я наслаждался мирно
Своим трудом, успехом, славой; также
Трудами и успехами друзей,
Товарищей моих в искусстве дивном.
Нет! никогда я зависти не знал,
О, никогда! – нижe, когда Пиччини
Пленить умел слух диких парижан,
Ниже, когда услышал в первый раз
Я Ифигении начальны звуки.
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда-нибудь завистником презренным,
Змеёй, людьми растоптанною, вживе
Песок и пыль грызущею бессильно?
Никто!.. А ныне – сам скажу – я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. – О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений – не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!
Входит Моцарт.
Моцарт
Ага! увидел ты! а мне хотелось
Тебя нежданной шуткой угостить.
Сальери
Ты здесь! – Давно ль?
Моцарт
Сейчас. Я шёл к тебе,
Нёс кое-что тебе я показать;
Но, проходя перед трактиром, вдруг
Услышал скрыпку… Нет, мой друг, Сальери!
Смешнее отроду ты ничего
Не слыхивал… Слепой скрыпач в трактире
Разыгрывал voi che sapete [2]. Чудо!
Не вытерпел, привёл я скрыпача,
Чтоб угостить тебя его искусством.
Войди!
Входит слепой старик со скрыпкой.
Из Моцарта нам что-нибудь!
Старик играет арию из Дон-Жуана; Моцарт хохочет.
Сальери
И ты смеяться можешь?
Моцарт
Ах, Сальери!
Ужель и сам ты не смеёшься?
Сальери
Нет.
Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
Мне не смешно, когда фигляр презренный
Пародией бесчестит Алигьери.
Пошёл, старик.
Моцарт
Постой же: вот тебе,
Пей за моё здоровье.
Старик уходит.Ты, Сальери,
Не в духе нынче. Я приду к тебе
В другое время.
Сальери
Что ты мне принёс?
Моцарт
Нет – так; безделицу. Намедни ночью
Бессонница моя меня томила,
И в голову пришли мне две, три мысли.
Сегодня их я набросал. Хотелось
Твоё мне слышать мненье; но теперь
Тебе не до меня.
Сальери
Ах, Моцарт, Моцарт!
Когда же мне не до тебя? Садись;
Я слушаю.
Моцарт
(за фортепиано)
Представь себе… кого бы?
Ну, хоть меня – немного помоложе;
Влюблённого – не слишком, а слегка —
С красоткой, или с другом – хоть с тобой,
Я весел… Вдруг: виденье гробовое,
Незапный мрак иль что-нибудь такое…
Ну, слушай же.
(Играет.)
Сальери
Ты с этим шёл ко мне
И мог остановиться у трактира
И слушать скрыпача слепого! – Боже!
Ты, Моцарт, недостоин сам себя.
Моцарт
Что ж, хорошо?
Сальери
Какая глубина!
Какая смелость и какая стройность!
Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь;
Я знаю, я.
Моцарт
Ба! право? может быть…
Но божество моё проголодалось.
Сальери
Послушай: отобедаем мы вместе
В трактире Золотого Льва.
Моцарт
Пожалуй;
Я рад. Но дай схожу домой сказать
Жене, чтобы меня она к обеду
Не дожидалась.
(Уходит.)
Сальери
Жду тебя; смотри ж.
Нет! не могу противиться я доле
Судьбе моей: я избран, чтоб его
Остановить – не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки,
Не я один с моей глухою славой….
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты ещё достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;
Оно падёт опять, как он исчезнет:
Наследника нам не оставит он.
Что пользы в нём? Как некий херувим,
Он несколько занёс нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь!
Так улетай же! чем скорей, тем лучше.
Вот яд, последний дар моей Изоры.
Осьмнадцать лет ношу его с собою —
И часто жизнь казалась мне с тех пор
Несносной раной, и сидел я часто
С врагом беспечным за одной трапезой,
И никогда на шёпот искушенья
Не преклонился я, хоть я не трус,
Хотя обиду чувствую глубоко,
Хоть мало жизнь люблю. Всё медлил я.
Как жажда смерти мучила меня,
Что умирать? я мнил: быть может, жизнь
Мне принесёт незапные дары;
Быть может, посетит меня восторг
И творческая ночь и вдохновенье;
Быть может, новый Гайден сотворит
Великое – и наслажуся им…
Как пировал я с гостем ненавистным,
Быть может, мнил я, злейшего врага
Найду; быть может, злейшая обида
В меня с надменной грянет высоты —
Тогда не пропадёшь ты, дар Изоры.
И я был прав! и наконец нашёл
Я моего врага, и новый Гайден
Меня восторгом дивно упоил!
Теперь – пора! заветный дар любви,
Переходи сегодня в чашу дружбы.
СЦЕНА II
Особая комната в трактире; фортепиано.
Моцарт и Сальери за столом.
Сальери
Что ты сегодня пасмурен?
Моцарт
Я? Нет!
Сальери
Ты верно, Моцарт, чем-нибудь расстроен?
Обед хороший, славное вино,
А ты молчишь и хмуришься.
Моцарт
Признаться,
Мой Requiem меня тревожит.
Сальери
А!
Ты сочиняешь Requiem? Давно ли?
Моцарт
Давно, недели три. Но странный случай…
Не сказывал тебе я?
Сальери
Нет.
Моцарт
Так слушай.
Недели три тому, пришёл я поздно
Домой. Сказали мне, что заходил
За мною кто-то. Отчего – не знаю,
Всю ночь я думал: кто бы это был?
И что ему во мне? Назавтра тот же
Зашёл и не застал опять меня.
На третий день играл я на полу
С моим мальчишкой. Кликнули меня;
Я вышел. Человек, одетый в чёрном,
Учтиво поклонившись, заказал
Мне Requiem и скрылся. Сел я тотчас
И стал писать – и с той поры за мною
Не приходил мой чёрный человек;
А я и рад: мне было б жаль расстаться
С моей работой, хоть совсем готов
Уж Requiem. Но между тем я…
Сальери
Что?
Моцарт
Мне совестно признаться в этом…
Сальери
В чём же?
Моцарт
Мне день и ночь покоя не даёт
Мой чёрный человек. За мною всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит.
Сальери
И, полно! что за страх ребячий?
Рассей пустую думу. Бомарше
Говаривал мне: «Слушай, брат Сальери,
Как мысли чёрные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти «Женитьбу Фигаро».
Моцарт
Да! Бомарше ведь был тебе приятель;
Ты для него «Тарара» сочинил,
Вещь славную. Там есть один мотив…
Я всё твержу его, когда я счастлив…
Ла ла ла ла… Ах, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого-то отравил?
Сальери
Не думаю: он слишком был смешон
Для ремесла такого.
Моцарт
Он же гений,
Как ты да я. А гений и злодейство —
Две вещи несовместные. Не правда ль?
Сальери
Ты думаешь?
(Бросает яд в стакан Моцарта.)
Ну, пей же.
Моцарт
За твоё
Здоровье, друг, за искренний союз,
Связующий Моцарта и Сальери,
Двух сыновей гармонии.
(Пьёт.)
Сальери
Постой,
Постой, постой!.. Ты выпил… без меня?
Моцарт
(бросает салфетку на стол)
Довольно, сыт я.
(Идёт к фортепиано.)
Слушай же, Сальери,
Мой Requiem.
(Играет.)
Ты плачешь?
Сальери
Эти слёзы
Впервые лью: и больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг,
Как будто нож целебный мне отсёк
Страдавший член! Друг Моцарт, эти слёзы…
Не замечай их. Продолжай, спеши
Ещё наполнить звуками мне душу…
Моцарт
Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет: тогда б не мог
И мир существовать; никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни;
Все предались бы вольному искусству.
Нас мало избранных, счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов.
Не правда ль? Но я нынче нездоров,
Мне что-то тяжело; пойду засну.
Прощай же!
Сальери
До свиданья.
(Один.)
Ты заснёшь
Надолго, Моцарт! Но ужель он прав,
И я не гений? Гений и злодейство
Две вещи несовместные. Неправда:
А Бонаротти? Или это сказка
Тупой, бессмысленной толпы – и не был
Убийцею создатель Ватикана?
Александр Пушкин
Александр Пушкин начал писать свои первые произведения уже в семь лет. В годы учебы в Лицее он прославился, когда прочитал свое стихотворение Гавриилу Державину. Пушкин первым из русских писателей начал зарабатывать литературным трудом. Он создавал не только лирические стихи, но и сказки, историческую прозу и произведения в поддержку революционеров — за вольнодумство поэта даже отправляли в ссылки.