Сократ о красоте и пользе
Сократ разделял тезис антропологизма о том, что идею прекрасного следует соотносить с человеком, а не с космосом. Красота вещей действительно относительна (прекрасная обезьяна несопоставима с прекрасным человеком, а тем более прекрасным богом), поэтому следует найти прекрасное само по себе, общее определение красоты.
Согласно Сократу общий принцип красоты – целесообразность. Поскольку мир устроен разумно и гармонично (мир – это космос), всякая вещь в нем предназначена для какой-то цели, что и делает ее прекрасной. Так прекрасны те глаза, которые лучше видят, то копье, которое лучше летит и колет. Целесообразность, при этом, не означает полезности (это делало бы позицию Сократа прагматической), целесообразность – это причастность вещи к благу. Благо же для Сократа – абсолютная величина, обусловленная устройством мироздания, благо – это и истина, и добро, и красота. Сократ выдвинул идеал калокагáтии (от греч. calos – красота, agathos – хороший), т.е. совпадения добра и красоты в человеке. Злой нрав проявляется в дисгармоничной внешности, а внутренняя доброта проявляется во внешней привлекательности.
Поскольку прекрасное само по себе мыслится Сократом как идеальное совершенство, задачей искусства является подражание этому первообразу, а не природе. Художник отбирает лучшие, совершенные черты в окружающих его предметах и объединяет в идеальный образ. Вычленить первообраз и запечатлеть его – главная цель искусства.
Досократики говорили о красоте, как о качестве мира.
Сократ (V в. до н.э.) одним из первых в истории пытается дать развернутый ответ на вопрос, какова природа и сущность прекрасного.
Он задается целью ответить не только на вопрос «что прекрасно?», но и «что есть прекрасное?»
Сократ впервые попытался определить понятие красоты через сравнение его со смежными понятиями.
Ксенофонт в «Воспоминаниях о Сократе» (III. 8) свидетельствует, что Сократ видел многообразие прекрасных предметов.
Сократ спрашивает Аристиппа: «А ты думаешь… что хорошее — одно, а прекрасное — другое?
Разве ты не знаешь, что все по отношению к одному и тому же прекрасно и хорошо?»
Доводя до крайности точку зрения Сократа, Аристипп спрашивает:
«Так и навозная корзина — прекрасный предмет?
Да, клянусь Зевсом, отвечал Сократ, и золотой щит — предмет безобразный, если для своего назначения первая сделана прекрасно, а второй — дурно.
Ты хочешь сказать, что одни и те же предметы бывают и прекрасны и безобразны? — спросил Аристипп.
Да, клянусь Зевсом, отвечал Сократ, ровно как и хороши и дурны:
часто то, что хорошо от голода, бывает дурно от лихорадки и,
что хорошо от лихорадки, дурно от голода;
часто то, что прекрасно для бега, безобразно для борьбы, а то, что прекрасно для борьбы, безобразно для бега: потому что все хорошо и прекрасно по отношению к тому,
для чего оно хорошо приспособлено, и, наоборот, дурно и безобразно по отношению к тому,
для чего оно дурно приспособлено».
Ксенофонт (IV. 6) пересказывает утилитаристскую точку зрения Сократа:
«Стало быть, полезное есть благо для того, кому оно полезно?
Мне кажется, да, отвечал Евфидем…
…Не прекрасно ли употреблять каждый предмет для того, для чего он полезен?
Конечно, отвечал Евфидем.
А бывает ли прекрасен каждый предмет для чего-нибудь другого, как не для того, для чего его прекрасно употреблять?
Ни для чего другого, отвечал Евфидем.
Стало быть, полезное прекрасно для того, для чего оно полезно?
Мне кажется, да, — отвечал Евфидем».
В диалоге Платона «Гиппий Больший» (Платон. 1968. С. 158-186) спор Гиппия и Сократа полон философского смысла (при этом изложение сократовской точки зрения порою перетекает в собственно платоновские рассуждения).
Сама форма диалога способствует диалектическому рассмотрению предмета.
Сократ действует методом наведения и старается подвести своего собеседника к правильному пониманию проблемы.
На вопрос Сократа «Что есть прекрасное?»
Гиппий отвечает: «Прекрасная девушка». Это исходный момент исследования — утверждение: прекрасное единично и конкретно.
Но прекрасное еще и всеобще, и Сократ подчеркивает это в своем возражении Гиппию: «…а прекрасная кобыла, которую даже бог прославил в известном изречении, разве не есть что-то прекрасное?»
Это указывает на поговорку: «Из городов — самый красивый Аргос, из лошадей — фракийские, из женщин — спартанские».
Тем самым прекрасное характеризуется еще и как наилучшее, наисовершеннейшее в своем роде.
Для Сократа прекрасное многообразно: «…а прекрасная лира.., а прекрасный горшок разве не есть что-то прекрасное?»
Он подводит собеседника к выводу: прекрасное — общее, проявляющееся через единичное; конкретность, обладающая всеобщностью.
Гиппию кажется неудобным ставить в один ценностный ряд женщину и горшок. Тогда Сократ вводит идею степени красоты и для определения степени красоты предмета сопоставляет его с другими предметами.
Сократ вспоминает изречение Гераклита:
«Из обезьян прекраснейшая безобразна, если сравнить ее с человеческим родом…
Из людей мудрейший по сравнению с богом покажется обезьяной — и по мудрости, и по красоте, и по всему остальному» и иронически обращает это изречение против оппонента:
«Прекраснейший из горшков безобразен в сравнении с породой девичьей, как утверждает мудрец Гиппий». Гиппий ищет эталон прекрасного и предполагает, что это золото, на которое обменивается все.
Однако Сократ выражает сомнение: ведь Фидий сделал прекрасную скульптуру Афины не из золота, а из слоновой кости. Более того, в сочетании с глиняным горшком прекрасна фиговая ложка, а золотая безобразна.
Тогда, может быть, прекрасное — это обыденное, нормальное, общепринятое, веками сложившееся и освященное традициями течение жизни?
«…Я утверждаю, — говорит Гиппий, — что всегда и везде прекраснее всего для каждого мужа быть богатым, здоровым, пользоваться почетом у эллинов и, достигнув старости и устроив своим родителям, когда они умрут, прекрасные похороны, быть прекрасно и пышно погребенным своими детьми».
Сократ замечает, что здесь не учитывается, что прекрасным может быть исключительное: ведь на героев, рожденных бессмертными богами, и на самих богов определение, предложенное Гиппием, нераспространимо, а им нельзя отказать в красоте.
Тогда возникает суждение: прекрасное — уместное, подходящее, пригодное.
Но Сократ напоминает, что существует пригодное для совершения зла. Тогда не есть ли прекрасное то, что пригодно к совершению добра, то есть полезное?
Это определение также отвергается: «Определение прекрасного, будто оно есть полезное… вовсе не есть самое прекрасное определение» (различение полезного и прекрасного принадлежит персонажу платоновского диалога.
Реальный же Сократ считал, что полезное прекрасно для того, для чего оно полезно.
В передаче Ксенофонта, более объективно излагающего точку зрения Сократа, последний считает, что прекрасное — полезность предмета).
Далее в диалоге Платона возникает сенсуалистическо-гедонистический подход, утверждающий, что прекрасное — источник особого удовольствия: «…прекрасное — это приятное благодаря слуху и зрению», а «приятное, связанное с всеми остальными ощущениями, получаемыми от пищи, питья, любовных утех» выносится за пределы прекрасного.
Платон различает физически и духовно прекрасное и в уста Сократа вкладывается вопрос: разве прекрасные действия и законы бывают нам приятны через слух и зрение?
Здесь идет уже собственно платоновское изложение проблемы и предпринимается попытка сочетать утилитарное, сенсуалистически-гедонистическое и этическое определения: прекрасное — «удовольствие, которое полезно», а полезно «то, чем производится добро».
Но Платон различает добро и красоту.
Его Сократ говорит: «…ни благо не может быть прекрасным, ни прекрасное — благом, если только каждое из них не есть нечто иное».
Спор Гиппия и Сократа не приводит к окончательному определению прекрасного.
Но в ходе дискуссии прекрасное всесторонне анализируется, а ее вывод — заключительная фраза диалога: «Прекрасное — трудно».
Однако вслед за космологической эстетикой в Древней Греции возникает представленная софистами и главным образом Сократом антропологическая эстетика, которая сосредоточилась на субъективной стороне отношений человека с миром. В этот период мерой вещей выступил не традиционный космос, например, как в пифагорейской традиции, а человек – его духовный мир и смысл его жизни и деятельности. Это был революционный переворот в истолковании соотношения природы и человека, который, правда, совершился в рамках общего античного мировоззрения. Таковым он был и в понимании прекрасного и искусства. Отвергнув традицию натурфилософов определять красоту как свойство конкретных предметов и тел, Сократ создал концепцию красоты как идеального смысла, выражения разума человека и его идей, которые не определяются материальным миром, а, наоборот, определяют его предметы и вещи. Калогатия (calos – красота, agatos – добрый, хороший), термин давно известный античным мыслителям, впервые широко применен в философии Сократа для определения связи всех человеческих добродетелей, красоты и знания. Красивый, мудрый, знающий человек – калогатийный ( См.13, С.32).
Впервые Сократом была сделана попытка определить идеальное как самостоятельно существующее и объективное, как критерий определения красоты в результате соотнесения предметов и явлений с понятием
о красоте.
Это положение позволило Сократу трактовать искусство как продукт творчества человека (а не космического ума, бога и т.д.), предметом которого выступала человеческая жизнь (а не мифологические существа, боги и герои). Античная теория подражания у Сократа выступала как теория подражания искусства человеческой жизни, человеческой деятельности, а не космосу в целом.
Досократики часто пользовались понятием «мимесис» для характеристики человеческой деятельности. Для пифагорийцев – музыка подражание, «подслушивание» музыки небесных сфер. У Сократа мы встречаемся с совершенно иной логикой. То разграничение, которое зародилось в недрах его философии между фактом, единичностью и всеобщностью, а затем и сближение всеобщего с идеальным смыслом действительности породили реальную возможность трактовать мимесис как попытку восстановить, воспроизвести первообраз, смысл, идеальную сущность.
Стоит обратить внимание в этой связи на разговоры Сократа с живописцем Паррасием и скульптором Клитоном (См.:12, кн.3, гл.10) и того, и другого философ буквально заставляет признать, что единственным смыслом их художественной деятельности является отнюдь не повторение реально существующих предметов, ибо, рисуя красивого человека, художник не может изобразить какую-нибудь конкретную модель. Общий смысл человеческой красоты постигается через отвлечение отдельных красивых черт у многих реальных людей; этому «первообразу» и подражает художник. Поскольку же красота, благородство, скромность, грубость и другие черты характера, внутренней духовной сущности человека прямо не представлены в его внешнем облике, искусство должно воспроизводить саму эту внутренюю жизнь человека, его духовные качества. Оно является, следовательно, не просто подражанием существующему, внешнему, единичному, а проникновением в суть, выражением причастности к первообразу, ко всеобщему и идеальному: красоте, добру, благу.
Важно иметь в виду , что Сократ говорит с Клитоном и с Паррасием об изображении живых людей, их жизни и характера; здесь нет речи о сокральном содержании скульптуры и живописи. Искусство теряло свою внутренюю зависимость от мифа, но становилось подражанием реальной жизни и начинало ориентироваться на просыпающуюся социальную активность личности.
Наконец, важнейшим достижением сократовской эстетики было определение специфики целесообразности красоты в искусстве и соответствующей этой целесообразности (в отличие от утилитарной и нравственной) эстетической формы, восприятие которой доставляет человеку эстетическое наслаждение, независимо от того, что изображается в искусстве.
Отсюда становится очевидным, что здесь впервые искусство было в принципе выделено среди других форм сознания и деятельности. Хотя вплоть до эпохи Возрождения оно рассматривалось в ряду среди других видов “искусств” или как искусность в выполнении любого утилитарно-полезного и общественно значимого действия, тем не менее отличие искусства от других видов деятельности было обосновано, в частности, благодаря тому, что была найдена идеальная форма его существования, а именно – образность как знаковое образование, означающее особую, лежащую вне повседневной действительности, реальность и отсылающее к ней (в отличие от образов античной мифологии, которые воспринимались как реально существующие). В своей концепции искусства Сократ опирался не только на развитую им концепцию мира и человека, но, в известной мере, и на искусство своего времени, наиболее выдающиеся представители которого – скульпторы Поликлет, Мирон, Фидий и Пракситель – наряду с богами стали ваять и типичных представителей античного общества – атлетов, воинов и других.
Но наиболее адекватной теории искусства Сократа, как и софистов, была ораторская речь, доведенная ими до художественного совершенства, поскольку именно при помощи речи возможно выразить красоту смысла или смысл красоты как ее понимал древнегреческий философ.
Правда, оставаясь в рамках античного мировоззрения, Сократ и к речи применял критерий сходства искусства и организма, утверждая в “Федре”, что речь, как и другие виды искусства, должна иметь начало, середину, конец и обладать гармоническим соотношением этих частей. И все же сократовская теория искусства была односторонней, поскольку не учитывала – в той степени, в какой это уже было достигнуто натурфилософской эстетикой – материально-эстетический уровень искусства и сосредоточилась главным образом на его идеальной стороне.
Сократ(ок. 469 г. до н.э. – 399 г. до н.э.) Древнегреческий философ.
Родился в Афинах в семье скульптора и повитухи. Получил разностороннее образование. Принимал активное участие в общественной жизни Афин. Вел беседы с людьми разных социальных слоев, делая вид, будто желает учиться у собеседника, а предмет разговора для него самого неясен. Главным критерием философии Сократа была нравственность. Он придавал большое значение исследованию человека как существа нравственного, указывал на родство души и божества и на вероятность бессмертия души. В Божестве видел источник добродетели и справедливости. Обосновывал необходимость человеку властвовать над своими страстями, но не избегать наслаждений. В государстве видел порядок, обоснованный божественным планом, считал, что правитель должен быть человеком знания. В мае 399 г. до н.э. был обвинен в антигосударственной деятельности и поклонении новому божеству – демону. По приговору суда выпил яд цикуты.
Довольствуйся настоящим, а стремись к лучшему.
Женись, несмотря ни на что. Если попадется хорошая жена, будешь исключением, а если плохая – станешь философом.
Женишься ты или нет – все равно раскаешься.
Злой человек – тот, кто вредит другим без всякой для себя выгоды.
Лучшая приправа к пище – голод.
Лучше всех живет тот, кто больше всех заботится о том, чтобы делаться как можно лучше, а приятнее всех – кто больше всех сознает, что он делается лучше.
Любви женщины следует более бояться, чем ненависти мужчины. Это – яд, тем более опасный, что он приятен.
Люди дурные живут для того, чтобы есть и пить, люди добродетельные едят и пьют для того, чтобы жить.
Людям легче держать на языке горящий уголь, нежели тайну.
А между тем, с какой вещью ни сравни хорошего друга, он окажется гораздо ценнее всякой: какая лошадь, какая пара волов так полезна, как добрый друг?
Берегись также, чтобы люди, заметив твое непочтение к родителям, не стали сообща презирать тебя, и чтобы тебе не остаться вовсе без друзей, потому что, как только они заметят твою неблагодарность к родителям, никто не может быть уверен, что, сделав тебе доброе дело, получит благодарность.
Брак, если уж говорить правду, есть зло, но зло необходимое.
Воспитание – дело трудное, и улучшение его условий – одна из священных обязанностей каждого человека, ибо нет ничего более важного, как образование самого себя и своих ближних.
Все, к чему стремится душа и что она претерпевает, оканчивается счастливо, если ею управляет разум, и несчастливо – если безрассудство.
Всякий человек без труда скажет, сколько у него овец, но не всякий может назвать, сколько он имеет друзей, – настолько они не в цене.
Высшая мудрость – различать добро и зло.
Государство, в котором граждане наиболее повинуются законам, и в мирное время благоденствует, и на войне неодолимо.
Добрым людям следует доверяться словом и разумом, а не клятвой.
Знание, отделенное от справедливости и другой добродетели, представляется плутовством, а не мудростью.
Красота – это королева, которая правит очень недолго.
Мудрость – царица неба и земли.
Не от денег рождается добродетель, а от добродетелей бывают у людей деньги и все прочие блага, как в частной жизни, так и в общественной.
Не спешите подружиться; но если подружились, будьте в дружбе постоянны и тверды.
Нельзя лечить тело, не леча душу.
Одна из первых обязанностей дружбы состоит в том, чтобы предупреждать просьбы друзей.
Поэзия по своей природе загадочна и не раскрывается первому встречному.
Правители в государствах самые лучшие – те, которые являются главными виновниками того, что граждане повинуются законам. Государство, в котором граждане наиболее повинуются законам, и в мирное время благоденствует, и на войне неодолимо.
Прекрасное – это полезное удовольствие.
Признак изящества – приличие, а признак щегольства – излишество.
Самый счастливый человек тот, чья душа вообще не затронута злом.
Свобода состоит в том, чтобы поступать наилучшим образом.
Сделанное наспех редко бывает хорошо сделано.
Сколько же есть вещей, без которых можно жить!
Слава – это аромат героических свершений.
Совершеннейшим из людей можно считать того человека, который стремится к совершенству; счастливейшим же из людей можно считать, того, кто сознает, что он уже достигает своей цели.
Существует только один бог – знания, и только один дьявол – невежество.
Те, кто вредит людям, чинят несправедливость, лгут, обманывают и совершают проступки по своей воле, а не без умысла, – люди более достойные, чем те, кто все это совершает невольно.
Тех, кто желает и сам иметь много хлопот, и другим доставлять их, я поставил бы в разряд годных к власти.
Тирания – это власть, основывающаяся не на законах, а на произволе правителя, такая власть – против народа.
То, что я понял – прекрасно, а значит и остальное, чего я не понял, тоже прекрасно.
Ученость – это сладкий плод горького корня.
Философ занимает промежуточное положение между мудрецом и невеждой.
Хорошее начало – не мелочь, хотя и начинается с мелочи.
Хороший советчик лучше любого богатства.
Хорошо было бы, чтобы человек осмотрел себя, сколько он стоит для друзей, и чтобы старался быть как можно дороже.
Цари и правители – не те, которые носят скипетры, не те, которые избраны известными вельможами, и не те, которые достигли власти посредством жребия или насилием, обманом, но те, которые умеют править.
Человеку, избравшему жизнь рассудительную и разумную, нисколько не следует радоваться.
Человеку невозможно быть мудрым во всем. Следовательно, что кто знает, в том он и мудр.
Я знаю, что я ничего не знаю.