Польза и красота в архитектуре
Когда-то, уже не помню, когда это произошло, я узнал об архитектурном каноне известного римского ученого Марка Витрувия Поллиона. Я был поражен его простой и полнотой одновременно. Конечно, его основной труд «Десять книг об архитектуре» говорит об очень многом, но три простых, казалось бы, пункта: польза, прочность и красота — ставят все необходимые вопросы, на которые необходимо ответить, прежде чем приступить к технологической стороне вопроса.
- Польза – то есть какое назначение, для чего создается то или иное здание?
- Прочность – что позволит ему простоять достаточно долго, для выполнения своего назначения?
- И красота, как необходимый, на мой взгляд, элемент гармонии, эстетики, без которого творение потеряет нечто очень ценное, преображение того, кто соприкасается с ним.
Современное типовое строительство XX века, к сожалению, наполнило мир, однотипными, безликими городами, лишенными индивидуальности, где нет места прекрасному. А это, в свою очередь лишает жителей и внутреннего эстетического чувства. В таком городе не хочется смотреть вверх, вглядываясь в наследие, оставленное потомками в камне или дереве. Поэтому именно эти три пункта в совокупности полностью отражают все необходимые вопросы архитектуры. Еще раз уточню, что, конечно, именно в изначальном, идейном плане. Без которого любая создаваемая форма не будет иметь смысла.
Но поражает меня не только это! Как человека, влюбленного в античную культуру и философию, меня восхищает универсальность моделей, созданных антиками. Как пифагорейцы, обращаясь к законам математики, находили методы работы со своей душой и управлению государством, великие греческие драматурги посредством искусства помогали постичь законы мироздания. Так и Витрувий дает нам возможность на основе его правил в архитектуре увидеть некоторое модели, которые мы можем использовать в нашей повседневной жизни, чтобы сделать ее более наполненной и осмысленной.
Как, давайте посмотрим чуть позже. В первую очередь, мне кажется, важно сказать, почему! И здесь ответ находится на поверхности. Потому, что вопрос познания мира и самого себя был одним из самых актуальных для древних. А отсюда, какой бы деятельностью они не занимались, она всегда была прежде всего ответом и на этот главный вопрос познания.
Если заглянуть в начало «Десяти книг об архитектуре», то уже в самом вступлении книги, где вроде бы должно быть описано, только как проектировать и строить, Витрувий в очень объемном вступлении перечисляет огромное количество пунктов о качествах и знаниях, которыми должен обладать архитектор. Среди них понятные для профессии архитектора: геометр, оптик, математик. Но также и художник, историк, философ, музыкант, медик и др. Зачем? Давайте обратимся к автору и на примере посмотрим. Вот отрывок из вступления, о том, почему архитектору необходимо быть философом:
Что же касается философии, то она возвышает дух архитектора, искореняя в нем самонадеянность, делает его более обходительным, справедливым, честным и отнюдь не скаредным. Это чрезвычайно важно, потому что, в самом деле, никакая работа не может быть выполнена без честности и добросовестности. Архитектор не должен быть жаден и стремиться к наживе, а обязан серьезно поддерживать свое достоинство соблюдением своего доброго имени; это ведь именно и предписывает философия. Кроме того, философия объясняет природу вещей, что по гречески называется φυσιολογία, которую архитектору необходимо очень тщательно изучить…
Довольно необычный подход для современного человека, изучающего прикладную специальность, верно? Но, возможно, не менее от этого актуальный в наше время. И поэтому идеи, которые родились у римского архитектора, настолько универсальны, что применимы во многих сферах жизни. Теперь, давайте вернемся к вопросу «Как?», поднятому нами выше. Как использовать этот метод в нашей повседневной жизни? Для этого давайте увидим отражение этого тройственного канона, через три вопроса, которые необходимо себе задать, перед тем как совершить какой-либо поступок.
Польза
Здесь важно поднять два вопроса:
- В чем смысл того, что я собираюсь совершить? Зачем я хочу сделать что-то? Ведь пользу сможет принести лишь то, что имеет смысл.
- Кому это принесет пользу?
Важный момент: по-настоящему, полезно только то, что приносит пользу не только тебе, но и другим. И если ответ на этот вопрос таков, что это полезно только для тебя, то это, возможно, означает, что это не полезно совсем никому. Польза действия реальна только тогда, когда совершаемое полезно для всех. Дополнить сказанное, хочется словами еще одного великого римлянина Марка Аврелия: «Во-первых, не делай ничего без причины и цели. Во-вторых, не делай ничего, что бы не клонилось на пользу обществу». Мне кажется, что больше и не добавить.
Прочность
«Что является по-настоящему прочным в нас?» Прочным, является то, что мы можем назвать долговечным. То есть действие, которое дает нам возможность приобрести, что-то долговечное, будет правильным? А что тогда долговечно? Явно не что-то внешнее. Ведь все, что мы приобретаем вовне: материальные ценности, слава, почет — очень неустойчивы и могут растаять в миг. Долговечное — это то, что у нас невозможно отнять. Это не то, что мы получаем, а то, какими становимся. Приобретенные качества, добродетели, опыт, то есть то, что делает нас крепче, добрее, мудрее, терпимее, справедливее, выносливее. Или опыт настоящего, как любовь, например.
Это то, что действительно будет всегда нашим, и только это является тем, чего не лишиться, в нашей власти. Отсюда, второй важный вопрос, на который нужно ответить здесь, это «Каким я хочу стать?» И подходящая здесь завершающая пункт фраза: «Быть, а не казаться».
Красота
«Что есть красота в человеке?» Это гармония, соразмерность! Для эллинов, чьими преемниками были римляне, определяющим в жизни был один закон, сформулированный Солоном, законодателем Афин: «Мера во всем!» Золотая середина, без крайностей, а именно так понимал добродетель известный греческий философ Аристотель, — вот что будет красотой в человеке. Соразмерность, гармония, целостность.
И еще, если говорить о действиях, то гармоничными будут являться действия, которые едины и в мыслях, и чувствах, и в поступках, и в идеях. Ведь, к сожалению, как часто бывает так, что мечтаем мы об одном, думаем о другом, хотим третьего, а заняты проблемами совсем иными. Нужно найти то, что соберет весь наш внутренний мир в единое целое. Здесь мне хочется вспомнить картину «Витрувианский человек» Леонардо да Винчи или «Совершенный человек». Почему так? В первую очередь потому, что он гармоничен. Но, помимо золотой пропорции, по которой выстроено тело человека, в этой картине есть еще два важных элемента. Человек вписан одновременно в окружность и в квадрат. В древней геометрической символике, которую мы встречаем еще у пифагорейцев окружность отражает духовное, а квадрат — материальное. Поэтому совершенный человек — это тот, в ком во всей полноте проявлено и то, и другое. И все находится на своем месте.
Леонардо да Винчи. “Витрувианский человек”
Завершая, хочется, как и антики, провести универсальную параллель. Внутренний мир человека —это здание, которое мы строим. Каким оно будет — неким хаотичным пространством чулана, в который снесли все ненужное, или величественным храмом, — решать нам. И то, что это целиком зависит от нас, не может не радовать. И спасибо Витрувию Марку Поллиону за универсальную модель, практичную и в наше время.
Алексей Выборнов
Эстетика инженера и эстетика
архитектора связаны единством, но
первая из них переживает бурный
расцвет, а вторая мучительно
деградирует.
Корбюзье
* * *
Этот текст не гребет всех архитекторов под одну гребенку, мы не замахиваемся на таких замечательных архитекторов, которые проектируют, павильоны «Для водочных церемоний». Мы говорим о массовидном архитекторе, с которым часто приходится иметь дело.
В название статьи выведен всемирно известный афоризм-формула Витрувия «Архитектура – это прочность, польза и красота», но в процессе осмысления и эволюции архитектора, из этого афоризма начали выпадать важные запчасти.
Когда архитекторы расшвыриваются этой формулой направо и налево, задумывается ли они, о чем все это и о понятии «прочность» в том числе? Я бы этой формулой, вырванной из контекста, пользовался осторожнее, а еще лучше, во избежание недоразумений, сократил бы ее до более простого вида: «Архитектура – это польза и красота». Для доказательства, воспользуемся одним из переводов и выпишем текст Витрувия в развернутом виде:
“Все это должно делать, принимая во внимание прочность, пользу и красоту. Прочность достигается заглублением фундамента до материка, тщательным отбором всего материала и нескупым его расходование; польза же – безошибочным и беспрепятственным для использования расположением помещений, подходящим и удобным распределением их по странам света, в зависимости от назначения каждого; а красота – приятным и нарядным видом сооружения и тем, что соотношения его членов соответствуют должным правилам соразмерного”.
Как видите, этот текст звучит не так крылато и совсем не афористично.
Витрувий, написал «Десять книг об архитектуре» для своих современников, а оказалось на века. «Прочность» для архитекторов в те витрувианские времена и через полторы тысячи лет в палладианские времена, и даже в 19 веке, была само собой разумеющейся составляющей деятельности зодчего. Думаю, что две тысячи лет эта формула понималась однозначно. Даже неглупому школьнику, участнику игры “Cамый умный” известно, что латинское architectura от греческого architecton – обозначает строитель. То есть, как минимум во времена Витрувия архитектор ощущал себя главным строителем, отвечающим за прочность, пользу и красоту.
На что уж Леонардо да Винчи вроде бы и не причем, но и тот понимал проблему прочности и писал, например, такое:
“Жилища, где должны происходить танцы, или разные прыжки, или различные движения с большим количеством людей, пусть будут в первом этаже, ибо я уже видел, как они рушатся со смертью многих. И прежде всего, делай так, чтобы каждая стена, как бы тонка она ни была, имела фундамент на земле или на арках с хорошим фундаментом”.
Очевидно, что и Карл Росси ощущал себя главным строителем, архитектором и инженером под одним общепринятым понятием, – ЗОДЧИЙ. Забота о прочности Карлу Росси также была не чужда, а ведь на дворе уже стоял 19 век, и до Эйфелевой башни было рукой подать.
“Если арка упадет, я готов упасть вместе с ней” (и во время раcкружаливания арки генерального штаба стоял на самом верху, на аттике)
“В заключении донесу Вашему сиятельству, что в случае, когда бы в помянутом здании от устройства металлических крыш произошло какое-нибудь нещастие, то в пример для других пусть тот же час меня повесят на одной из стропил театра…”
В связи с усложнением проекта, появлением невиданных Витрувием и Палладио материалов, например, стального проката и железобетона, специальность архитектора начала дифференцироваться. То есть, прочность, за архитектором осталась, но для расчета этой прочности ему понадобился, – инженер. А со временем архитектор забыл, что он должен иметь основательную базовую инженерную подготовку и ушел полностью в “пользу и красоту”, а «прочность» отпала как хвост без рудиментарных остатков.
Во всем этом виноват капитализм, с его курсом на разделение труда и узкую специализацию. Таким образом, сколопендру разрубили на две части, которые побежали в разные стороны.
Когда же произошла девальвация понятия АРХИТЕКУРА? Пусть поймут меня правильно, – девальвация это нормальное слово и говорит всего лишь о снижении реального содержания понятия слова АРХИТЕКТОР. Скорее всего, не так уж и давно началась девальвация, – наши конструктивисты, и шедшие за ними “жолтовцы” и “душкинисты” были еще теми витрувианскими архитекторами. Скорее всего, отпадение «прочности» от архитектуры у нас произошло окончательно в 1955 году, когда царь Никита вообще отменил архитектуру, и от нее отпала еще одна составляющая “красота”. Что же тогда осталось? Неужели осталась только какое-то странное название АРХИТЕКТОР, с непонятной этимологией?
Встречаю в переводе «Десяти книг об архитектуре», – “Витрувий – архитектор и инженер”. Не знаю только, с какого языка это переводилось, но похоже на перевод Пушкина с немецкого на русский, переводчик не видит тавтологии. Девятнадцать веков понятие архитектор было однозначным, охватывающим строительство, зодчество и инженерные знания. Архитектор даже и не думал о том, – сидит ли в его белом теле «черномазый инженер» или не сидит.
В таком случае, хотелось бы услышать в титулах современных, постсоветских зодчих также эти два слова: «Архитектор и инженер». К сожалению, сейчас сидишь напротив архитектора, от которого одна «польза» и начинаешь ему втирать о каких-то конструктивных проблемах, и чаще на тебя глядят пустые глаза. Ты говоришь и чувствуешь, что мы общаемся на разных языках, в таких случаях употребляют великий и могучий китайский язык. У архитектора появилось пренебрежение к некогда одной из составляющих архитектурного процесса, – витрувианской прочности. Чем сложнее становится инженерная составляющая здания, тем инфантильнее отношение к этой инженерной составляющей у архитектора.
Хотя архитекторы и не понимают смысла заповеди Витрувия, но продолжают, как заклинание повторять: “прочность, польза, красота”, как будто они гаранты этого и блюдут. И нужно ли им блюсти. Даже наоборот, мне кажется, что для нашего атрофированного архитектора это даже неприлично обладать элементарными навыками строительной механики.
Вот поэтому часто архитекторы начинают ЗАТЕВАТЬ что то «полезное», не обладая даже в зародыше здравым инженерным мышлением, не понимая ничего ни в работе конструкций, не имея понятия, что “нужно заглублять фундаменты до материка”.
Подумают читатели, что я злобствую. Я не злобствую, а констатирую и вижу, как лепятся эскизные проекты, где место для инженерной мысли вытоптано и затрамбовано. И когда эту дебильную ЗАТЕЮ* приносят инженеру-конструктору, то часто посещает вопрос, а что этот человек делает в архитектуре.
* ЗАТЕЯ – словечко из сленга современных архитектурных менеджеров. От ЗАТЕИ произошли ЗАТЕЙНИКИ организаторы бега в мешках или отрезания чего-нибудь с завязанными глазами.
В конце приведу одну из «кощунственных» для современных архитекторов заповедей Райта:
“Берегитесь архитектурных школ во всём, кроме обучения инженерному делу”.
С глубокой древности людей интересовала не только практика, по и теория строительной деятельности. Этому были посвящены различные сочинения, которые подытоживали опыт строительного искусства своего времени. Особенно много таких работ появилось и период расцвета человеческой мысли – в эпоху Возрождения. В них в той или иной форме осмыслена сущность архитектуры, не утратившей своего значенияи и сегодня. Выдающийся архитектор XVI в. Палладио Андреа писал: “…В каждой постройке должны быть соблюдены… три вещи, без которых ни одно здание не может заслужить одобрения: это польза и удобство, долговечность, красота; ибо невозможно было бы назвать совершенным здание хотя бы и полезное, но недолговечное, равно как и такое, которое служит долго, но неудобно, или же то, что имеет одно и другое, но лишено всякой прелести. Удобство получится тогда, когда каждой части будет дано подходящее место и достаточное пространство… Чтобы достигнуть долговечности, необходимо стены делать по отвесу… с хорошим прочным фундаментом… Красота явится результатом красивой формы и соответствия целого частям, частей между собой и также частей целому…”
Итак, польза, прочность, красота:
Говорить об архитектуре, оценивать сооружения разных эпох и народов, понимать существо и смысл содеянного человечеством невозможно без раскрытия содержания этой классической формулы зодчества. Сменяются эпохи, архитектурные стили, изменяется материал, из которого выполняются сооружения, но эти три качества остаются непременными для каждой постройки, претендующей называться произведением архитектуры.
Прочность является непременным условием для сооружений, так как их разрушение угрожает жизни людей и наносит материальный ущерб обществу. От прочности зданий зависит и их долговечность. Поскольку возведение здании и сооружений требует больших материальных затрат, срок службы их должен быть столь длительным, как того требует экономика их эксплуатации.
Польза и красота – тема, которая не перестает па протяжении веков привлекать внимание теоретиков искусства. Признавая взаимосвязь этих двух качеств, они высказывают противоположные точки зрения.
“Красота возникает на основе пользы”,-утверждают одни.
“Красота рождается на основе бесполезного”,- возражают другие.
Вот несколько высказываний сторонников первой точки зрения.
“Дома строятся для того, чтобы в них жить, а не для того, чтобы ими любоваться”,- считал английский философ XVI в. Ф. Бэкон.
“Форма, которую невозможно объяснить, никогда не будет красивой”,- утверждал французский историк архитектуры XIX. в. Виоле ле Дюк.
“То, что хорошо функционирует, также хорошо выглядит”,- провозгласил в начале XX в. немецкий архитектор Б. Тауг.
Вот противоположная точка зрения.
“По-настоящему прекрасным является только то, что ничему не служит”,- утверждал французский писатель XIX в. Т. Готье.
В самом дело, разве гигантский размер и геометрия пирамид Египта, абсолютно но нужные для захоронения одного чоловека (даже фараона), не придают им необыкновенную выразительность?
Разве ряд колонн, окружающий собственно здание (целлу) древнегреческого храма и являющийся чистейшей декорацией, не придает этому сооружению скульптурную пластичность и особое изящество?
Разве восьмиколонный портик фасада Большого театра в Москве, шпиль Петропавловской крепости в Ленинграде и колоннада собора Святого Петра в Риме – все эти функционально бесполезные элементы – не придают перечисленным сооружениям прекрасный неповторимый облик?
Итак, две противоположные точки зрения. А где жe истина?
Вот здесь и возникает необходимость ввести понятие целесообразности. Оно более широкое и емкое, может включать в себя понятия как утилитарно полезного, так и утилитарно бесполезного. Итак, целесообразное – это полезное, отнесенное к определенной цели. История убедительно показывает, что архитектура имеет дело не с пользой, а с целесообразностью, то есть с пользой, отнесенной к определенной цели.
Строить гигантскую пирамиду для захоронения одного человека бессмысленно (бесполезно), но Целесообразно с идеологической точки зрения (прославление власти фараонов).
Знаменитые деревянные церкви на русском Севере имеют наружный объем значительно больший, чем это утилитарно необходимо для размещения молящихся в здании. Однако этот “божий дом” в силу своего назначения должен был быть виден издалека и доминировать над окружающей местностью. В этом заключалось целесообразность объемно-пространственного решения.
В лучших творениях архитектуры разных времен целесообразность и красота являли собой выразительный худоственный образ. Он необъяснимо воздействует на наши чувства, делая красоту сооружения не холодной абстракцией, а прекрасной реальностью, доставляющей радость людям. “Красота – капитал, который платит проценты всякий раз, как мы бросаем на нее взгляд”,- говорил французский архитектор О. Перре.
В классической формуле зодчества “польза, прочность, красота” содержится важнейший принцип единства утилитарной и художественной сторон архитектуры. Правильное понимание этого принципа имеет решающее значение для творческой деятельности архитектора. Умение диалектически применить его в своем творчестве составляет одну из важнейших задач архитектуры.
Конец XIX и начало XX в. были периодом расцвета стиля “модерн” в искусстве. В архитектуру этот стиль принес обилие всякого рода бесполезных пышных и вычурных украшений (орнаменты, лепнина и т. п.). Архитекторы – противники “модерна” противопоставили этому стилю культ пользы. Они объявили войну утилитарно бесполезному, защищая только голую пользу в архитектуре. Австрийский архитектор Лоос выступил в начале века со статьей, которая недвусмысленно называлась “Орнамент и преступление”.
В борьбе двух направлений, как часто бывает, не обошлось без крайностей. В 20-е годы в архитектуре появилась теория: красота есть следствие утилитарной пользы, красота возникает сама собой, если в здании все абсолютно полезно. Иными словами, ничего не должно быть бесполезно, все должно быть разумно, экономично, функционально оправдано. В разных странах эта теория получила различные названия: функционализм, конструктивизм, рационализм. С тех пор теория утилитарной пользы наиболее авторитетна. Однако и здесь не обошлось без украшательства “абсолютно полезными” элементами, которые зачастую были не только не полезны, но и вовсе не нужны (огромные стеклянные поверхности, лоджии, фальшивые конструкции и т. п.).
Многие считают, что красота стоит денег и что, следовательно, строить красиво – значит строить дорого. Что можно сказать по данному поводу? – И да, и нет.
Римский император Калигула строил мраморные конюшни и ясли из слоновой кости. Но так ли уж нужны эти дорогостоящие материалы для подобных сооружений? Безусловно нет. Здесь красота – это расточительство.
Исаакиевский собор в Петербурге – одно из немногих зданий в истории русской архитектуры, где в большом количестве применены полированный гранит, мозаичные и живописные панно, резьба по дереву, позолота, мрамор и т. п. Однако если учесть, что собор был задуман как главный храм Российской империи, призванный своим обликом олицетворять ее богатство и могущество, то все колоссальные затраты человеческого труда и материальных средств можно считать оправданными с точки зрения своего времени.
А вот пример достижения величия, красоты и изящества совершенно иными, более скромными средствами: Колонный зал Дома союзов в Москве (бывшее Дворянское собрание) – произведение архитектора Казакова. Своеобразную прелесть и запоминающийся облик придают залу огромные колонны, расположенные по его периметру. Но мало кто знает, что колонны изготовлены… из нескольких бревен, связанных между собою проволокой и покрытых полированной штукатуркой.
Аккуратно выложенная стена из красного кирпича с небольшим количеством белокаменных деталей – вот та скромная палитра, с помощью которой русские мастера создавали замечательные произведения архитектуры.
А суровая красота необработанного бетона! Впервые ее “открыл” французский архитектор О. Перре при постройке собора в 20-х годах нашего столетия. Будучи ограничен в средствах, отпущенных на строительство, архитектор решил оставить неоштукатуренными бетонные стены здания. И стены со следами досок опалубки и наплывами бетона вдруг приобрели особую художественную выразительность, открыли новые, неизвестные ранее декоративные возможности бетонной поверхности. Так мастерство архитектора превратило утилитарную выгоду в духовную, иными словами, пользу в красоту. Впоследствии этот прием получил достаточно широкое применение в архитектурной практике, например в постройках французского архитектора Ле Корбюзье, а также в интерьере зала заседаний и конгрессов комплекса ЮНЕСКО в Париже.
Так архитектурная практика наглядно показывает, что красота сооружения не обязательно связана с его высокой стоимостью, хотя любое строительство вообще требует значительных материальных (в том числе и финансовых) затрат. Строить красиво и строить дорого – это не одно и то же. В природе, конечно, существуют дорогие и дешевые по стоимости строительные и отделочные материалы, однако красоту сооружения создает в конечном счете талант художника, талант мастера, нашедшие свое выражение в деятельности архитектора.