Основной закон леса в лесу ничего не пропадает без пользы

Планета ежегодно теряет по 200 тыс. га лесов из-за вырубки. Увы, Россия в этом процессе лидирует. Свои леса мы уничтожаем с потрясающей изобретательностью – не только бесконтрольно вырубаем, но и выжигаем, загрязняем, отдаём на съедение жукам, сокращаем тех, кто защищает лес. В итоге в ближайшие 5 лет Россия может потерять 2,5 млн га ценных лесов. Кто остановит этот убийственный процесс?

Мы его теряем!

Что наносит лесам больший вред – пожары, насекомые-вредители или человек?

Вместо чащобы – свалка

Красноярский край обладает одним из крупнейших в России запасом лесных ресурсов. Территория лесного фонда – 158,7 млн га. Но каждый день это богатство получает тихий и расчётливый удар в спину от человека. В этом году площадь лесных пожаров на севере Красноярского края превысила полмиллиона га. В региональной базе данных значится, что несанкционированные свалки занимают 931,7 га. А эксперты предлагают добавить ещё 5 тыс. га неучтённых свалок.

«Сейчас вокруг лесов сложилась чудовищная ситуация, – говорит председатель общественной организации охотников Больше­улуйского района Михаил Мамусин. – Из-за мусорной реформы на обычный полигон ТБО теперь людей не пускают, необходимо покупать какие-то талоны, но где, за сколько и у кого – никто не объясняет. А значит, гораздо проще отвезти свои отходы в лес.

Да и лес в массе своей больной. Контроль за вырубкой деловой древесины практически потерян. Нарушаются элементарные правила. Порубочные остатки не вывозятся, а остаются на месте, увеличивая вероятность пожара. В этих завалах размножаются вредители леса. В этом году биологи выявили у нас новую разновидность такого вредного насекомого, как полиграф.

Два года мы боремся с «белыми пятнами» – брошенными лесами – и не добились ничего. Зато нечистые на руку бизнесмены научились эти «пятна» переводить в сельхозугодья. У них появляется возможность деловую древесину вырубить, а остальное бросить. В Ачинском районе в этих «белых пятнах» действует целый лесозаготовительный комплекс, грузовики не успевают вывозить вековые сосны, кедры. После таких «фермеров» остаётся пустыня, заваленная огнеопасным мусором. Если там полыхнёт, случится настоящий Армагеддон. Пока федеральный центр не решит навести в отрасли порядок – платить лесникам зарплату, а не слёзы, установить порядок и ответственность в лесозаготовке, – ничего не изменится».

«Брошенные леса – одна из самых острых проблем, – уверен специалист по вопросам лесного хозяйства Емельянов­ского района (Красноярский край) Александр Манжур. – После всех реформ тайга превратилась в какую-то сумасшедшую чересполосицу. Здесь и леса оборонного значения, и федеральные, и муниципальные. Кое-какой уход есть только в первых двух категориях. А леса муниципального или районного подчинения стоят в запустении. Прибавьте сюда брошенные рощи, которые раньше принадлежали промышленным предприятиям Красноярска. Теперь заводы закрыли, леса остались без хозяина. Чтобы взять их на баланс, провести лесоустроительные работы, нужны деньги. В одном только Емельяновском районе в землеустройстве нуждаются 4 тыс. га леса. Стоит это 150 млн руб. Даст район такие деньги? Нет! Потому что свободных средств таких масштабов просто нет! У леса должен быть хозяин. А пока я на чёрного лесоруба не могу даже оформить протокол, потому что спиленное им дерево ничьё! Пилу конфискую – он купит новую и снова поедет в лес».

Заплатят свободой?

В тайге Приангарья к осени созрел целый урожай уголовных дел. Ещё в середине сентября появилась информация, что министр лесного комплекса Иркутской области Сергей Шеверда стал фигурантом уголовного дела. Как сообщила пресс-служба прокуратуры региона, он подозревается в превышении должностных полномочий с причинением тяжких последствий.

Кстати, это не первый чиновник, который попал в поле зрения Следственного комитета. В июне арестовали его заместителя – Алексея Туги. Замминистра стал одним из фигурантов уголовного дела, которое СУ СКР по региону возбудил по факту незаконного назначения, согласования и проведения сплошной санитарной рубки в заказнике «Туколонь» в Казачинско-Ленском районе.

По версии следствия, в сентябре 2017 г. сотрудники Центра защиты леса Иркутской области провели лесопатологическое исследование участков заказника, где растут реликтовые сосны и кедры, и решили, что там необходимо проводить сплошные санитарные рубки для «оздоровления». Как считают следователи, решение это было необоснованным, однако чиновники Службы по охране и использованию животного мира Иркут­ской области (позже они заняли руководящие должности в Министерстве лесного комплекса региона) так не посчитали. В итоге из-за проведённой рубки заказник лишился 116 га ценного леса, что в деньгах превышает 880 млн руб.

Как сообщал на встрече с журналистами байкальский межрегиональный природо­охранный прокурор Сергей Зенков, «оздоровительные» рубки удалось остановить благодаря одному из сотрудников региональной Службы по охране и использованию животного мира, который сообщил о них силовикам. Иначе потери были бы значительнее – ведь планировалось вырубить более 600 га, ущерб мог превысить 2 млрд руб. 

Природо­охранная прокуратура посчитала ущерб от незаконных рубок в Приангарье. На 1  октября 2018 г. он составил 4,6 млрд руб. И сумма эта с каждым годом растёт. Так, за весь 2016 г. ущерб был 4,2 млрд руб., что значительно ниже цифры, которая зафиксирована только за три квартала текущего года.

Сейчас в суды направлено уже 59 уголовных дел о лесных преступлениях, совершённых в составе семи ОПГ. Ещё несколько – на стадии следствия, по ним привлекаются более 100 человек.

Казачья защита

А вот за ставропольскими лесами, по мнению экологов-общественников, стали ухаживать гораздо лучше. «Сейчас в регио­не почти нет так называемых чёрных дровосеков, – говорит руководитель краевого отделения общественного движения «Зелёная Россия» Владимир Емельянов. – Во многих лесах дежурят казачьи дружины. Да и свалок там стало значительно меньше. А общественники регулярно убирают мусор».

А вот новые деревья в крае, по словам Емельянова, высаживают не так часто, как хотелось бы, поскольку в региональном бюджете на это закладывают недостаточно средств. К тому же высаживать деревья подчас… негде: многие участки из лесного фонда в последние годы перешли к частникам. 

Губят лес не короеды, а существа на двух ногах

Российское лесное хозяйст­во убыточно. Маленькая Финляндия, чьи древесные ресурсы в десятки раз меньше, зарабатывает на заготовке и переработке леса в 1,5 раза больше, чем мы. Почему так происходит? Почему русский лес оказался беззащитен перед пожарами, вредителями и браконьерами? Рассказывает лесовод и лесозаготовитель из ­Нижегородской области ­Андрей Филиппов.

Как вкладываем, так и зарабатываем

Когда я встречаюсь с фин­скими предпринимателями, они часто подчёркивают: своим успехом лесная промышленность их страны обязана русской лесоводческой школе. До революции она была одной из самых передовых в мире, и Суоми, входившая в состав Российской империи, ориентировалась на неё. Но теперь по отдаче древесины с гектара мы отстаём от финнов или канадцев в 2 раза. В течение нескольких десятилетий, которые включает жизненный цикл лесного участка, иностранцы получают по 500–600 куб. м древесины c гектара, а мы – меньше 300.

Российская лесная отрасль пришла в упадок на рубеже тысячелетий. В годы постперестроеч­ных трудностей государство сократило её финансирование, а в 2007 г. закрепило уход из леса законодательно. С этого года дейст­вует Лесной кодекс РФ, по которому вся ответственность за древесные ресурсы страны была передана с федерального уровня на региональный. А главной фигурой в охране и восстановлении лесов стал арендатор (лесопромышленное предприятие), получающий угодья­ в пользование на 49 лет. Но в реальности большинство арендаторов оказались не заинтересованы в том, чтобы рачительно наращивать и использовать лесную базу.

Я работаю в отрасли всю жизнь: 5 лет был лесничим, 20 лет – арендатором. Помню, как было устроено лесное хозяйство в советское время, и знаю, как успешно работать сегодня. На моём арендном участке результаты были не хуже, чем у финнов. Я вкладывал в свой лес, зная, что вложения завтра вернутся сторицей. Я платил 700 тыс. руб. государст­ву в качестве аренд­ной платы, а ещё 1,2–1,3 млн руб. в год тратил на содержание своего хозяйства – лесовосстановление, противопожарные, лесохозяйственные мероприятия. И государство мне эти расходы не компенсировало. Другие арендаторы приезжали ко мне перенимать опыт. Но, прощаясь, честно говорили: мы твоему примеру следовать не будем – прибыль нужна сегодня. Как правило, серьёзно инвестируют в уход за лесом только крупные лесопромышленные компании.

Плоды сокращений и урезаний

Правительство страны в 2000-е гг. реформы в отрасли тоже начало с того, что урезало свои собственные расходы. Штаты лесной охраны сократились в 6 раз, и сегодня в среднем по стране на одного такого работника приходится 60 тыс. га лесов. Чтобы следить за огромным хозяйством, каждому нужен, наверное, вертолёт. Но техники не хватает даже «Авиалесоохране», которая тушит пожары с воздуха. Из 106 самолётов и вертолётов, которые были в составе лесной авиации в 2006 г., теперь осталось лишь 27. Неудивительно, что площади пожаров, уничтожающих лес, растут (см. инфо­графику).

Лесхозы советского образца заменили районные и межрайонные лесничества, которые занимаются главным образом бумажной работой. А непосредственно за лесом на каждом участке следят только по 2 человека. И у тех полномочия урезаны. Лесной кодекс запретил лесникам участвовать в отводе лесосеки – то есть выбирать, где и какие деревья рубить. Это делают сами арендаторы и затем согласовывают с районным лесничеством. Но проводится процедура часто формально. Без участия лесника проверить добросовестность заготовителей невозможно. И они этим пользуются. Размеры лесосеки намеренно занижаются, появляется неучтённый лес, который уходит налево.

Не хватает арендаторам и знаний, чтобы грамотно вести рубки для ухода за лесом. Из-за бюро­кратической волокиты оформление разрешений на санитарную рубку занимает подчас полгода-год. И, когда все бумаги наконец подписаны, выясняется, что короед уже половину леса успел съесть. А злоупотребления под видом санитарных рубок всё равно не редкость.

В целом объём лесоустроительных работ на землях лесного фонда упал в России с 40 млн га в 1992 г. до 13 млн га в 2015 г.

Как вернуть хозяина

В моём лесничестве 30 лет назад было 8 лесников, к каждому из которых было прикреплено трое пожарных-добровольцев из местных жителей. Если где-то что-то загоралось, они быст­ро выезжали на мотоцикле в район происшествия (бензин оплачивался) и тушили пожар «в зародыше». Лесники лично клеймили деревья, которые шли под вырубку. А чтобы вырезать больной лес, достаточно было получить разрешение в лесхозе.

Я не ратую за то, чтобы вернуть советские лесхозы, которые занимались всем – и сажали лес, и заготавливали. Продавать и перерабатывать древесину должны одни, контролировать их работу – другие. Но я за то, чтобы в лесу был один хозяин. Важно воссоздать на базе нынешних районных лесничеств государственную структуру, которая будет не просто наблюдать за тем, как хозяйствуют арендаторы, а организовывать и контролировать все виды работ, связанных с лесопользованием. Для этого надо увеличить лесную охрану. В подчинение участковым лесничим нужно добавить по несколько человек, которые будут не в кабинетах сидеть, а каждый день работать в лесу. Тогда не будут возникать ситуа­ции, когда на бумаге мероприятия по уходу за лесом выполнены, а на самом деле даже не начинались.

Но при этом все лесовосстановительные и противопожарные работы, которые ведут арендаторы, государство должно им оплачивать. Пусть арендная плата будет выше, чем сегодня, зато не будет никаких завуалированных обязательств, которые предприятие, хозяйствующее в лесу, обязано выполнять за своей счёт. Ведь когда работы не оплачиваются, то и отношение к ним соответствующее, формальное. И наоборот, если всё прозрачно, если ты получил бюджетные деньги и не выполнил договор с государством – хозяином леса, то будешь отвечать по полной программе, вплоть до уголовного дела.