Для пользы дела солженицына а и читать
– Не беспокойтесь, не беспокойтесь, – сильно окая, уговаривал Зотов, ногой нащупывая порог сеней. – Надо будет только выяснить один вопросик…
И ушёл.
И за ним Гуськов.
Проходя комнату военного диспетчера, лейтенант сказал:
– Этот состав задержите ещё.
В кабинете он сел за стол и писал.
«Оперативный пункт ТО НКВД.
Настоящим направляю вам задержанного, назвавшегося окруженцем Тверитиновым Игорем Дементьевичем, якобы отставшим в Скопине от эшелона 245413. В разговоре со мной…»
– Собирайся! – сказал он Гуськову. – Возьми бойца и отвезёшь его в Мичуринск.
Прошло несколько дней, миновали и праздники.
Но не уходил из памяти Зотова этот человек с такой удивительной улыбкой и карточкой дочери в полосатеньком платьице.
Всё сделано было, кажется, так, как надо.
Так, да не так…
Хотелось убедиться, что он таки переодетый диверсант или уж освобождён давно. Зотов позвонил в Мичуринск, в оперативный пункт.
– А вот я посылал вам первого ноября задержанного, Тверитинова. Вы не скажете – что с ним выяснилось?
– Разбираются! – твёрдо и сразу ответили в телефон. – А вы вот что, Зотов. В актах о грузах, сгоревших до восьми-десяти процентов, есть неясности. Это очень важное дело, на этом кто-то может руки нагреть.
И всю зиму служил Зотов на той же станции, тем же помощником коменданта. И не раз тянуло его ещё позвонить, справиться, но могло показаться подозрительным.
Однажды из узловой комендатуры приехал по делам следователь. Зотов спросил его как бы невзначай:
– А вы не помните такого Тверитинова? Я как-то осенью задержал его.
– А почему вы спрашиваете? – нахмурился следователь значительно.
– Да просто так… интересно… чем кончилось?
– Раз-берутся и с вашим Тверикиным. У нас брака не бывает.
Но никогда потом во всю жизнь Зотов не мог забыть этого человека…
Для пользы дела
1
– …Ну, кто тут меня?.. Здравствуйте, ребятки! Кого ещё не видела – здравствуйте, здравствуйте!
– С победой, Лидия Георгиевна!
– С новосельем!
– С победой и вас, мальчики! И вас, девочки! – Лидия Георгиевна вскинула руки и шевелила пальцами приветственно, всем видно. – С новым учебным годом – и на новом месте!
– Ура-а-а!!
– Не жалко, что поработали? Каникул – не жалко? Воскресений – не жалко?
– Не-е-ет!
– И скажите, ребята, как у нас с младшими благополучно кончилось: никто под кран не попал, никто в канаву не свалился!
Лидия Георгиевна стояла на верхней маленькой площадке лестницы, у дверей учительской, и оглядывала молодёжь, отеснившую её с трёх сторон – из узкого коридора справа, из узкого коридора слева и по неширокой лестнице снизу. Это было самое просторное помещение в здании техникума, здесь даже собрания устраивали, протягивая ещё репродукторы в коридоры. Обычно здесь не было много света, но в сегодняшний солнечный было довольно, чтоб различать лица и пестроту лёгких летних одежд. Подруги с подругами, друзья с друзьями сгрудились тесно, перекладывая подбородки через плечи передних и подтягиваясь за их шеи, чтоб лучше видеть, – и всё это вместе сияло и чего-то ждало от Лидии Георгиевны.
– А кто это там прячется от меня? Лина? Ты косу срезала? Такую косу!
– Да кто их теперь носит, Лидия Георгиевна!
Учительница озиралась, и ей хорошо было видно, как за лето преуспели новые девичьи причёски: где-то ещё мелькали, правда, и короткие косички с цветными бантиками, и скромные проборчики – но уже, о, как много стало этих по виду необихоженных, кой-как брошенных, полурастрёпанных, а на самом деле очень рассчитанных копнышек. А мальчики все были с незастёгнутыми во́ротами – и те, кто уже выкладывал покоряющий чуб, и у кого волосы торчали ёжиком.
Здесь не было младших – тех почти детей, но и столпившиеся старшекурсники были ещё в том незакоренелом, послушном возрасте, когда людей так легко повернуть на всё хорошее. Это светилось сейчас.
Едва выйдя сюда из учительской, и всё сразу увидя, и окунувшись в глаза и улыбки, Лидия Георгиевна взволновалась – от этого высшего ощущения учителя: когда тебя вот так ждут и обступают.
А они не могли бы назвать, что́ они видели в ней, просто по свойству юности любили всё непритворное: на лице её никому не трудно было прочесть, что она думает именно то, что говорит. И ещё особенно узнали и полюбили её за эти месяцы на стройке, где она провела и свой отпуск, куда приходила не в праздничных костюмах, а только в тёмном и где стеснялась посылать других на работу, куда сама не пошла бы. Она вместе с девочками мела, сгребала, подносила.
Ей было скоро тридцать, она была замужем и имела двухлетнюю дочку – но все студенты только что не в глаза называли её Лидочкой, и мальчишки гордились бросаться бегом по её поручениям, которые давала она лёгким, но властным движением руки, а иногда – это был знак особого доверия или надежды – прикоснувшись кончиками пальцев к плечу посылаемого.
– Ну, Лидия Георгиевна! Когда переезжаем?
– Когда?!
– Ребятки, семь лет ждали! Подождём ещё двадцать минут. Сейчас Фёдор Михеич вернётся.
– Лидия Георгиевна! А – что иногородним? Нам же надо или на квартиры – или будет общежитие?
– Надоело по два человека на койке!
– Да ещё б я не понимала, ребятки! А таскаться сюда за переезд по грязи?
– Туфель никогда не наденешь! Из сапог не вылазим!
– Но иногородним надо решать сегодня!
– А почему до сих пор не переехали?
– Там… недоделки какие-то…
– Всегда-а недоделки!
– Мы сами доделаем, пусть нас пустят!
Паренёк из комитета комсомола в рубашке в коричнево-красную клетку, который и вызвал Лидию Георгиевну из учительской, спросил:
– Лидия Георгиевна! Надо обсудить – как будем переезжать? Кто что будет делать?
– Да, ребятки, надо так организовать, чтоб хоть за нами-то задержки не было. У меня идея такая…
– Тише вы, пингвины!
– Такая идея: машин будет две-три, они перевозить будут, конечно, станки и самое тяжёлое. А всё остальное, друзья, мы вполне можем перетащить, как муравьи! Ну, сколько тут…? Какое расстояние?
– Полтора километра.
– Тысяча четыреста, я мерил!
– Чем ты мерил?
– Счётчиком велосипедным.
– Ну, так неужели будем машин ждать неделю? Девятьсот человек! – что ж мы, за день не перетащим?
– Перета-щим!
– Перета-а-ащим!!
– Давайте скорей, да здесь общежитие устроим!
– Давайте скорей, пока дождя нет!
– Вот что, Игорь! – Лидия Георгиевна повелительным движением приложила щепотку пальцев к груди юноши в красно-коричневой рубашке (у неё получалось это, как у генерала, когда он вынимает из кармана медаль и уверенно прикалывает солдату). – Кто тут есть из комитета? – Лидия Георгиевна и была от партбюро прикреплена к комитету комсомола.
– Да почти все. От вакуумного оба здесь, от электронщиков… На улице некоторые.
– Так! Сейчас соберитесь. Напишите, только разборчиво, список групп. Против каждой проставьте, сколько человек, и прикиньте, кому какую лабораторию, какой кабинет переносить – где тяжести больше, где меньше. Если удастся – придерживайтесь классных руководителей, но чтоб ребятам было по возрасту. И сейчас же мы с таким проектиком пойдём к Фёдор Михеичу, утвердим – и каждую группу прямо в распоряжение преподавателя!
– Есть! – выпрямился Игорь. – Эх, последнее заседание в коридоре, а там уж у нас комната будет! Алё! Комитет! Генка! Рита! Где соберёмся?
– А мы, ребятки, пошли на улицу! – звонко кликнула Лидия Георгиевна. – Там и Фёдора Михеича раньше увидим.
Повалили громко вниз и на улицу, освобождая лестницу.
Снаружи на пустыре перед техникумом, где плохо привились маленькие деревца, было ещё сотни две ребят. Третьекурсники вакуумного стояли тесной гурьбой, девушки – обмышку и, друг другу глядя в глаза, выпевали свой самодеятельный премированный гимн, хором настаивали:
«Для по́льзы де́ла» — рассказ русского писателя Александра Солженицына, написанный весной 1963 года и опубликованный в том же году журналом «Новый мир». Сюжет основан на реально произошедшем в Рязани случае, когда у студентов техникума отобрали построенное их руками здание.
Сюжет[править | править код]
Действие рассказа происходит в конце 1950-х годов в Рязани. Заканчиваются летние каникулы, и студенты электронного техникума с трепетом ожидают переезда в новое просторное здание с общежитием, которое возводилось в течение семи лет при их непосредственном участии — вместе с преподавателями они безвозмездно посвящали строительству все выходные. Старое тесное здание уже давно не отвечает требованиям техникума, а из-за отсутствия общежития иногородним до сего момента приходилось жить на частных квартирах у посторонних людей. Учебный год начнётся уже через два дня, и переезжать нужно срочно, однако директор Фёдор Михеевич с горечью сообщает, что из-за некоторых недоделок придётся немного подождать. Из-за бюрократических проволочек сдача объекта, судя по всему, откладывается до сентября.
Во второй половине того же дня в техникум неожиданно приезжает комиссия из Москвы во главе с Хабалыгиным, директором завода релейных приборов, который курировал строительство нового учебного комплекса. Фёдор Михеевич надеется, что они приехали посмотреть недостроенный объект и ускорить сдачу его в эксплуатацию с перечнем недоделок, но комиссию больше интересует старое здание, и после небольшой экскурсии они сообщают шокирующее известие — новая постройка будет отдана запланированному в этом городе научно-исследовательскому институту, а техникуму придётся подождать ещё несколько лет — так надо «для пользы дела». Возмущённый и растерянный директор идёт на приём к секретарю горкома Грачикову, своему фронтовому товарищу. Переделка почти готового здания техникума в институт потребует огромных средств, решение выглядит глупым, поэтому принципиальный Грачиков соглашается помочь приятелю — вместе они собираются обратиться к первому секретарю обкома Кнорозову. Тем временем недовольство среди студентов растёт, появляются предложения написать коллективную жалобу в министерство или даже устроить забастовку. Все негодуют и ждут официальных объяснений.
Жёсткий и волевой Кнорозов непреклонен, он гордится тем, что, как Сталин, не меняет решений и считает, что репутация города будет выше, если здесь появится НИИ. Выясняется также, что запланированный институт намерен возглавить Хабалыгин — он рассматривает этот переход как повышение и поэтому не возражал вчерашней комиссии. Грачиков требует от Кнорозова содействия, поскольку в деле строительства коммунизма доверие студентов гораздо важнее, чем основанный на обмане престиж. В конце концов секретарь обкома идёт на компромисс, соглашается отдать техникуму соседнее только что начатое здание общежития, предлагая переделать его в техникум. Это решение выглядит ещё более безумным, ведь маленькие жилые комнаты придётся переоборудовать в учебные аудитории, потребуется усиление перекрытия для установки станков, а это повлечёт за собой полную переделку первого этажа и прочие внушительные затраты. Рассказ заканчивается встречей Фёдора Михеевича и Хабалыгина на строящемся объекте, последний руководит установкой забора и нечестным способом прибавляет к институту часть территории соседнего техникума.
Создание и публикация[править | править код]
С июля 1957 года Солженицын жил в Рязани, где работал учителем физики и астрономии в средней школе № 2. По словам Александра Твардовского, в 1963 году он оставил преподавание и сообщил о желании написать повесть о молодёжи, с которой активно взаимодействовал все последние годы[1]. 15 апреля писатель уехал в Солотчу — посёлок в двадцати километрах к северо-востоку от города, поселился в девятом номере гостиницы «Загородная», расположенной в кельях бывшего женского монастыря, и там начал рассказ «Для пользы дела». Рассказ основан на реальных событиях, и многие персонажи имеют прототип. Например, образ Кнорозова срисован с настоящего первого секретаря рязанского обкома Алексея Ларионова, который возвысился с помощью безумной аферы и после разоблачения покончил жизнь самоубийством. Директор техникума и директор завода — реальные лица, прототип Грачикова — учитель рязанской школы, где работал автор[2].
Из Солотчи 17 мая Солженицын направил рукопись в «Новый мир». Редакция отнеслась к рассказу одобрительно, так, Твардовский 28 мая записал в своей рабочей тетради: «Новый рассказ Солженицына — сила. Того, что там на 1½ листах, хватило бы на „острый, проблемный“ роман типа Г. Николаевой»[3]. Несмотря на это, рукопись подверглась некоторой цензуре, в частности, был удалён отрывок, где один из студентов призывает товарищей начать забастовку. После произошедших годом ранее новочеркасских событий слово «забастовка» было запрещено в советской печати, удалялось из всех публикаций, в том числе из данного рассказа[4]. Автор был возмущён сделанными изменениями: «До того уж почувствовал журнал свои права на меня, что летом, пока я был в отъезде, без моего ведома уступил цензуре несколько острых выражений. Вернувшись, я упрекнул их горько»[5].
«Для пользы дела» опубликовали в седьмом номере «Нового мира» на страницах 58—90, общий тираж номера составил 120 750 экземпляров. После публикации Солженицын подарил библиотеке рязанского политехникума этот номер «Нового мира» со своим автографом, однако в 1970-х годах, во время гонений на писателя, из подаренного журнала страницы с рассказом по указанию КГБ были вырваны[6].
Отзывы[править | править код]
После публикации рассказ стал большим общественным событием и, как отмечал сам автор, «по близости к привычной советской тематике вызвал непропорционально большой поток читательских писем и некоторую дискуссию в прессе». Противостояние между сталинистом секретарём обкома Кнорозовым и прогрессистом секретарём горкома Грачиковым продолжилось на страницах журналов и газет, слова положительного героя «не в камнях, а в людях надо коммунизм строить» импонировали большинству интеллигенции, которую в то время Солженицын ещё не называл «образованщиной»[7]. По мнению Варлама Шаламова, главное в рассказе — это глубоко педагогическая мысль, что ложь перед молодёжью трижды большее преступление. Шаламов похвалил также удачно найденное название рассказа и его многогранность: «Эта очень тонкая работа, по существу, своеобразное отражение вовсе других не равнозначащих событий, авторский ответ на вопросы, которые вовсе не исчерпываются содержанием рассказа»[8].
С резкой критикой рассказа выступил на страницах «Литературной газеты» заместитель главного редактора Юрий Барабаш, обвинив автора в попытке «решать сложнейшие идейно-нравственные проблемы, судить о людях и их поступках вне реальных жизненных связей, оперируя абстрактными, не наполненными конкретным социальным содержанием категориями»[9]. С этим мнением не согласился писатель Даниил Гранин, напечатавший в той же газете ответную статью под заголовком «Прав ли критик?»[10]. «Новый мир» в десятом номере на страницах 193—198 поместил подборку читательских писем в защиту Солженицына, затем редакция журнала настояла на публикации в «Литературной газете» своего усовещающего письма.
Сам автор отзывался о своём произведении тоже весьма критически, называя его проходным и неглубоким. «Противный осадок остался у меня от напечатания этого рассказа, хотя при нашей всеобщей запретности даже он вызвал немало возбуждённых и публичных откликов. В этом рассказе я начал сползать со своей позиции, появились струйки приспособления»[5]. Те же мысли он позднее высказал в письме читателю Семёнову: «Рассказ этот менее значителен, чем предыдущие, мельче их»[11].
Память[править | править код]
В 2003 году в рязанском электронном колледже, прототипе описанного учебного заведения, открылся литературный музей, посвящённый рассказу «Для пользы дела», где были выставлены фотоснимки, пишущая машинка «Колибри» и другие личные вещи писателя. Солженицын не смог приехать на открытие музея из-за болезни, но прислал благодарственное письмо и книгу с автографом[12]. Кроме того, на фасаде колледжа была установлена мемориальная доска: «В этом здании с февраля по апрель 1963 года собирал материалы к рассказу „Для пользы дела“ русский писатель, лауреат Нобелевской премии, почётный гражданин Рязани Александр Исаевич Солженицын»[13].
Примечания[править | править код]
- ↑ Владимир Лакшин. «Новый мир» во времена Хрущёва. — М.: Книжная палата, 1991. — С. 104. — 272 с. — (Популярная библиотека). — ISBN 5-7000-0201-9..
- ↑ Александр Солженицын. Рассказы и крохотки. — М.: АСТ, Астрель, 2006. — С. 615, 616. — 704 с. — ISBN 5-17-035249-2..
- ↑ Александр Твардовский (Публикация В. А. и О. А. Твардовских). Рабочие тетради 60-х годов // Знамя. — 2000. — № 9. — С. 152.
- ↑ Александр Солженицын. Выступление по испанскому телевидению // Directisimo. — Мадрид, 20 марта 1976..
- ↑ 1 2 Александр Солженицын. Бодался телёнок с дубом. — М.: Согласие, 1996. — С. 88..
- ↑ Андрей Блинушов. Александр Солженицын в Рязани. История, культура и традиции Рязанского края (12 апреля 2012). Дата обращения 11 июля 2012. Архивировано 7 октября 2012 года..
- ↑ Пётр Вайль, Александр Генис. Поиски жанра. Александр Солженицын. library.ru. Дата обращения 9 июля 2012..
- ↑ Варлам Шаламов. Новая книга. — М.: Эксмо, 2004. — С. 653..
- ↑ Юрий Барабаш. Что есть справедливость? // Литературная газета. — 31 августа 1963..
- ↑ Даниил Гранин. Прав ли критик? // Литературная газета. — 15 октября 1963..
- ↑ Наталья Решетовская. Александр Солженицын и читающая Россия. — М.: Советская Россия, 1990. — С. 149. — 416 с. — ISBN 5-268-01370-X..
- ↑ В Рязани функционирует литературный музей «Для пользы дела» (недоступная ссылка). nuralis.ru. Дата обращения 9 июля 2012. Архивировано 4 марта 2016 года..
- ↑ Владимир Гордиенко. Музей «Для пользы дела» открыт // Рязанские ведомости. — 2 июля 2003..
Ссылки[править | править код]
- Рязанский колледж электроники — официальный сайт описанного в рассказе учебного заведения
Не хотим, не хотим тосковать.
При лучин-нушке да при свече!
Будем-будем-будем-будем выпускать
И диоды!
И триоды!
И тетроды!
И пентоды!
И побольше ламп СВЧ!
Младшие играли в третьего лишнего и в догонялки. Догнав, с аппетитом хлопали между лопатками.
– Зачем по спине лупишь?
– Не по спине, а по хребтине! – важно отвечал мальчишка с волейбольной камерой за поясом. Но заметив, как Лидия Георгиевна угрозила пальцем, прыснул и побежал.
Самые молодые – новички, поступившие из семилеток, стояли робкими кучками, чисто одетые, и на всё внимательно оглядывались.
Несколько мальчиков пришли с велосипедами и катали девочек на рамах.
По небу шли белые пуховые облака, как взбитые. Иногда закрывали солнце.
– Ой, хоть бы дождя не было, переехать, – вздыхали девчонки.
Особняком стояли и разговаривали четверокурсники с радиотехнического: блузки девушек весьма незатейливы, рубашка юноши резкого жёлтого цвета и вся запятнана причудливыми изображениями пальм, кораблей и катамаранов. У Лидии Георгиевны пробежала давно удивляющая её мысль: в прежние годы все цвета, украшения и придумки принадлежали девушкам, как и должно быть. Но с какого-то года началось состязание: мальчики стали одеваться пестрей и цветнее девочек, будто предстояло ухаживать не им, а за ними.
– Ну, Валерик, – спросила она у этого юноши с катамаранами, – что за лето прочёл?
– Да почти ничего, Лидия Георгиевна, – снисходительно отвечал Валерик.
– Но почему же? – расстроилась Лидия Георгиевна. – Зачем же я тебя учила?
– Наверно, по программе надо было. – Ему не хотелось продолжать разговор.
– А если книжки читать – тогда ни кино, ни телевизора!.. Когда же успеть-то? – затараторили девушки подле него. – Телевизор без выходных!
Подходили и другие четверокурсники.
Лоб Лидии Георгиевны был далеко открыт прямо назад заброшенными волосами.
– Конечно, ребятки, не в нашем техникуме, где вы изучаете телевизоры, мне вас агитировать против телевидения, но всё же помните: телевизионная программа – мотылёк, живёт один день, а книга – века!
– Книга? И книга – один день! – возразил взъерошенный Чурсанов в серой рубашке с вывернутым и уже подлатанным воротником.
– Откуда ты взял? – возмутилась Лидия Георгиевна.
– А я в одном дворе с книжным магазином живу. Знаю: их потом складывают и назад увозят. На макулатуру, под нож.
– Так надо ж ещё посмотреть, какие книги увозят.
Чурсанов рос без отца, у матери-дворничихи не один, после 7-го класса понуждён был в техникум. По литературе и русскому тянулся между двойкой и тройкой, но в техникуме считался гениальным радистом: повреждение умел искать без схемы, будто чувствовал, где оно.
Прищурился:
– Я и смотрел, пожалуйста вам скажу. Многие из этих книг в газетах очень хвалили.
Тут и другие стали забивать. Здоровяк с фотоаппаратом через плечо протеснился и объявил:
– Лидия Георгиевна, давайте говорить откровенно. Вы нам на прощанье дали длиннючий список книг. А зачем они нам? Человеку техническому, а таких в нашей стране большинство, надо читать свои специальные журналы, иначе болван будешь, с завода выгонят, и правильно.
– Правильно! – кричали другие. – А спортивные журналы когда читать?
– А «Советский экран»?
– Но поймите, ребята, книга запечатлевает нашего современника! наши свершения! Книга должна нам дать глубины, которых…
– Насчёт классиков дайте скажу! – тянул руку сутулый, почти с горбом, серьёзный мальчик.
– Насчёт сжатости дайте скажу! – ещё кричали.
– Нет, погодите! – смиряла Лидия Георгиевна бунтарей. – Я вам этого так не оставлю! Теперь у нас будет большой актовый зал, устроим диспут, я вытащу на трибуну всех, кто сейчас…
– Едет! Едет!! Едет!!! – закричали младшие, а потом и старшие. Младшие забегали друг за другом ещё, ещё быстрей, старшие расступились, обернулись. Из окон второго этажа высунулись учителя и студенты.
От переезда, трудно покачиваясь на бугорках и иногда расшлёпывая лужи колесом, сюда шёл побитый грузовой техникумский «газик». Уже видно было через стекло кабины и директора с шофёром, которых перекачивало вправо и влево. Те ученики, которые бросились навыпередки с криками встречать директора, первые заметили, что лицо Фёдора Михеевича почему-то совсем не радостно.
И замолчали.
По обе стороны грузовика они сопроводили его, пока он остановился. Фёдор Михеевич, в простом и не новом синем костюме, приземистый, с непокрытой, уже седеющей головой, вышел из кабины и осмотрелся. Ему надо было идти ко входу, но заставлена была и прямая дорожка туда, и с боков подковою плотно стояла молодёжь, смотрела и ждала. А у самых нетерпеливых вырывалось сперва потише:
– Ну как, Фёдор Михеич?
– Когда?
– Когда?..
Потом и громче из задних рядов:
– Переезжаем?
– Когда переезжаем?
Он ещё раз обвёл десятки ждущих спрашивающих глаз. Видно, что ответа не донести было до второго этажа, ответить было здесь. Эти вопросы ребята задавали всю весну и всё лето. Но и директор, и классные руководители только усмехались: «От вас зависит. Как работать будете». Сейчас же Фёдору Михеевичу оставалось вздохнуть и сказать, не скрыв досады:
– Придётся, товарищи, немного подождать. У строителей не всё готово.
У него голос был всегда глуховатый, как простуженный.
Толпа студентов вздохнула.
– Опять подождать…
– Опять не готово!..
– Так послезавтра ж – первое сентября!..
– Так что? Опять на квартиры идти?..
Студент с катамаранами усмехнулся и сказал своим девушкам:
– Я вам говорил? Как закон. И это ещё не всё, подождите.
Стали кричать:
– А мы сами доделать не можем, Фёдор Михеич?
Директор улыбнулся:
– Что? – понравилось самим? Нет, этого – не можем.
Девочки из переднего ряда убеждённо уговаривали:
– Фёдор Михеич! А давайте всё равно переедем! Ну что там осталось?
Директор, широколобый, ширококостый, смотрел на них с затруднением:
– Ну что, девочки, я вам буду всё объяснять?.. Ну кой-где полы не высохли…
– А мы там ходить не будем!
– Доски проложим!
– …Шпингалетов многих нет…
– Ну и пусть, сейчас лето!
– …Отопительную систему ещё надо опробовать…
– Фу! Так это к зиме!
– …Да ещё там мелочей разных…
Фёдор Михеевич только махнул рукой. На лбу его согналось много морщинок. Не рассказывать же было ребятам, что нужен акт о приёмке здания; что подписывают его подрядчик и заказчик; подрядчик-то, пожалуй, и подпишет, ему бы сдать поскорей, да и Фёдору Михеевичу так дорого сейчас время, что и он подписал бы, если б техникум сам был заказчик; но заказчиком техникум быть не мог, потому что не имел штатов для архтехстройконтроля; вместо него заказчиком был отдел капитального строительства завода релейной аппаратуры, а заводу этому совсем нечего было спешить и нарушать порядок. Директор завода Хабалыгин, который всё лето обещал Фёдору Михеевичу, что в августе примет здание в любом случае, недавно сказал: «Нет уж, товарищи! Пока последнего шурупа не ввернут, мы акта не подпишем!» По сути-то он был и прав.
А девчонки ныли:
– Ой! Так хочется переехать, Фёдор Михеич! Так настроились!
– Чего вы настроились?! – резковато прикрикнул на девочек Чурсанов, стоявший выше других на бугорке. – Так и так на месяц в колхоз поедем, не всё равно из какого здания – из того или из этого?
– Да-а-а!.. В колхоз!.. – вспомнили и другие. За летним строительством они и забыли.
– В этом году не поедем! – твёрдо сказала Лидия Георгиевна сзади.
Тут только заметил её Фёдор Михеевич.
– Почему не поедем, Лидия Георгиевна? Почему? – стали её спрашивать.
– Надо областную газету читать, друзья мои! Статья была.