Будем пользу причинять да ласкам подвергать

Зачем люди вступают в партии? Да зачем только не вступают! Кто-то из идейных соображений, кто-то из приземлённо-материалистических, кто-то со скуки, кто-то просто плохо смотрел под ноги на своём жизненном пути — причин много. Я могу назвать ещё одну — бредовую.

Отследить начало очередного обострения у Павла (назовём его так) было несложно: достаточно было спросить, не вступил ли он в партию. Если нет — значит, всё в порядке, человек пьёт лекарства аккуратно, и причин для беспокойства нет. Если вступил — значит, лекарства пьёт вместо Павла большой белый санфаянсовый друг, и пора готовить палату с видом на окрестные коттеджи. Почему?

Всё просто. Есть у Павла одна идея, которая начинает свербить лишь во время обострения. Идея партийного строительства. Как промежуточный этап на пути к президентскому креслу. А то протирают его, бедное, все, кому не лень, и лишь его, Павла, базис, единственно достойный кремлёвской мебели, почему-то до сих пор находится с этим креслом в карьерно-топографическом диссонансе.

Раньше на всех президентских выборах он вместо галочки вписывал в бюллетень свою фамилию: вдруг всё же получится? Но фортуна упорно крутила романы с другими, и на попытки Павла обаять её с наскока лишь возмущённо заявляла, что он-де не в её вкусе, и вообще к лошадям у неё идиосинкразия. Пришлось менять тактику и приступать к планомерной осаде. Павел рассудил, что верный путь к президентскому креслу лежит через партию. То есть, надо стать сначала просто членом, потом — выдающимся, затем — лидером, а там уже и до Кремля недалеко.

Первым его выбор пал на «Единую Россию», что было закономерно: телефоны и адреса этой партии можно найти, пожалуй, в любом психоневрологическом диспансере, на любой доске информации. Павел решил, что надо организовать партийную ячейку на базе дневного стационара и становиться её секретарём: глядишь, и заметят его выдающийся организаторский талант. И он кинул клич: все в партию! Дурдом — кузница руководящих кадров! Полтинник каждому, кто во всё это вступит! На полтинник, выделенный из личной пенсии, клюнули четверо, но в партию так и не вступили. Денег, впрочем, тоже не вернули, сославшись на эпик фейл…то есть, форс-мажор.

Призыв вступить всем пациентским составом диспансера в ЛДПР, прозвучавший во время следующего обострения, был неожиданно подхвачен на «ура»: уж очень близкими и родными показались как идейная подоплёка, так и сам партийный лидер. Дело застопорилось на втором этапе, когда потребовалось принести фотографии и заполнить анкету. Психопатов она выбесила, двое параноиков сочли ряд вопросов анкеты слишком подозрительными, а трое пациентов с дебильностью узнали почти все буквы в анкете, но не смогли понять, что означает их совокупность. В итоге обилеченным оказался один Павел, но через некоторое время обострение прошло, и он понял, что переплюнуть Жириновского в плане харизмы и эпатажа ему не под силу даже в маниакально-бредовом состоянии.

С КПРФ тоже не сложилось: требовались рекомендации и характеристики от двух коммунистов, а также необходимо было пройти собеседование на знание устава партии, и Павел решил, что с такими бюрократами ему связываться не с руки.

В штабе «Справедливой России» у него приняли анкету и фотографии, пообещали принять решение — и принимали его пять лет, после чего известили, что в связи с реорганизацией партии требуется повторить процедуру ещё раз. Павел, оценив скорость реакции, понял, что такими темпами до президентского кресла он доползёт в лучшем случае годам к восьмидесяти — и вежливо отказался.

Потом были партия 5 декабря и либертарианская партия, но их Павел покинул быстро, поняв, что партийные вожди с пальмы первенства не слезут даже в случае принудительной эволюции, и на премию Дарвина тоже не польстятся.

Другой бы уже давно отчаялся, но не Павел. Теперь у него новая идея: если нет ему места у руля готовой партии — надо создавать свою! Он уже и название придумал: «Партия свободного разума». Тезисы? Да пожалуйста! Психиатрия — лженаука и мастдай! Ни одна мысль не является бредовой, если её можно аргументировать! Любой человек имеет право невозбранно слышать любые голоса и видеть любые видения! Любая реальность имеет право на существование! Долой нейролептики!

Павел уверен: кворум он наберёт, за единомышленниками дело не станет. Осталось сформировать агитбригады и отправить их по диспансерам страны.

Познакомившись с описанием истерических эпидемий в Европе и оценив их масштаб, кто-то из вас наверняка задал себе вопрос – а как же мы? Нешто в России ничего похожего не происходило? Успокою: происходило. Правда, формы принимало несколько иные, но было, было.

Благо условия для возникновения таких эпидемий тоже имелись. Правда, по большей части не в городах, а в сёлах: всё-таки, во-первых, страна была преимущественно аграрной, а во-вторых – в городе всё же жилось попроще. А так – всё как на заказ: и суровый быт, и тяжёлая работа, и своды писаных правил и неписанных понятий, да таких, что особо не разгуляешься. А душе-то хочется если не праздника, то хотя бы выходных… А тут такая лазейка, заботливо оставленная обществом: к дуракам, юродивым и блаженным у нас испокон веков отношение особое. Не сказать чтобы нежное, но довольно терпимое. Плюс рассказы тёмными вечерами в тёплой компании о том, что в соседней деревне вдова кузнеца – та ещё ведьма, и порчу наводит, едва глянув. А в Чувашском Чикилдыме и вовсе демон завёлся, Икоткой кличут, и повадился поганый в людей с прокисшим квасом проникать…

И потянулись кликуши, голося на разные лады, по церквям да монастырям. Преимущественно в Москву да в Киево-Печерскую лавру: там, говорят, батюшки дюже сильные, отчитывают на раз, вся порча из человека с корчами быстро выходит. Опять же, паломничать – не работать. Бывало, правда, и такое, что не все до церкви добирались. Терпеть-то кликуш терпели, но по их наводке могли такого натворить… Так в 1879 году в деревне Врачево Тихвинского уезда Новгородской губернии, с колдуньей разобрались без инквизиции: мол, пока доедут, пока с батюшками о взаимодействии и совместной операции договорятся:

«Убеждение, что Игнатьева колдунья находило себе поддержку в нескольких случаях нервных болезней, которым подвергались крестьянки той местности, где поселилась Игнатьева. Около Крещения 1879 г. Игнатьева приходила в дом к крестьянину Кузьмину и просила творогу, но в этом ей отказали; вскоре после того заболела его дочь, которая в припадке выкликала, что попорчена Игнатьевою. Такою же болезнью была больна крестьянка деревни Передниково Марья Иванова. Наконец, в конце января 1879 г. в деревне Врачево заболела дочь крестьянки Екатерина Иванова Зайцева, у которой ранее того умерла от подобной же болезни родная сестра, выкликавшая перед смертью, что попорчена Игнатьевой». Так как Иванова выкликала, что попорчена Игнатьевою, то ее муж, отставной рядовой Зайцев, подал жалобу уряднику, который и приезжал во Врачево для производства дознания за несколько дней до сожжения Игнатьевой. «Крестьянин Никифоров просил крестьян защитить его жену от Игнатьевой, которая будто бы собирается ее испортить, как об этом выкликала больная Екатерина Иванова. Игнатьеву заперли в хате, заколотили окна и сожгли. 3-х участников приговорили к церковному покаянию, остальные признаны невиновными».

Один раз локальная эпидемия кликушества разразилась на свадьбе в селе Большом Петровском Подольского уезда Московской губернии. Начавшись с невесты, болезнь перешла затем к жениху и охватила 15 лиц, участвовавших в пире. Нет бы просто мордобой по привычному сценарию учинить…

Ну а что творилось в церквях и монастырях, куда стекались кликуши, несложно себе представить:

«Уже в течение нескольких веков сюда (то есть к московским монастырям), говорит д-р Краинский, стекаются на богомолье кликуши со всех сторон России с надеждою получить исцеление. Здесь их отчитывали специальными молитвами монахи, здесь им давались травы и священное масло, а в некоторых монастырях, как, например, в Москве в Симоновском монастыре, для бесноватых и теперь служится обедня и отец Марк отчитывает их специально в течение шести недель. По монастырям во время службы, на крестных ходах и богомольях у чудотворных икон можно видеть массу кликуш, впадающих в состояние припадков. Эти припадки сильно поражают производимым ими впечатлением воображение окружающих, и бурная картина виденного припадка хорошо запечатлевается в памяти простодушной поселянки, пришедшей на поклонение святыне из глухой русской деревни. Здесь большинство русских кликуш воспринимает и бессознательно обучается тем проявлениям болезни, которые они позже, когда становятся сами кликушами, воспроизводят благодаря болезненному подражанию».

«Одна кликуша, как было, например, в селе Ащепкове, во время церковной службы заявляет, что кликать будут вскоре и другие, и уже этого заявления достаточно, чтобы расположенные женщины при общей поддержке убеждения, что в среде их завелся колдун или ведьма, подверглись затем кликушным припадкам».

«Во время отчитываний, которые производятся над такого рода больными еще и теперь в монастырях нашей глухой провинции, можно видеть те ужасные корчи, которым подвергаются такого рода бесноватые при производстве над ними заклинаний, при чем дьявол, вошедший в человека, может быть вызван на ответы и не скрывать своего имени, горделиво называя себя во всеуслышание «Легион» или «Вельзевул» или какими-либо другими библейскими именами.»

Что любопытно, эти явления можно наблюдать и сейчас – достаточно попасть на процедуру отчитывания или изгнания бесов, что проводятся в ряде наших монастырей и церквей. И пофигу, что наши космические корабли где-то там бороздят просторы нашей вселенной – кликушество не делось никуда.